— Так или иначе, — продолжал Утес, — когда нам сказали, что Милвох, скорее всего, утонул, нам показалось, что лучшее, что мы можем сделать, — это отправиться домой и наконец-то выспаться.

— И мы уже собрались выключить свет и поехать по домам, — добавила Лилья.

Поначалу идея была настолько нежизнеспособной, как будто в ней совсем не за что зацепиться. У него было какое-то предчувствие, но он решил, что просто показалось, что он просто слишком устал и крайне разочарован, и, кроме того, за весь день ни разу не поел.

— И тут меня вдруг осенило, — продолжала Лилья, повернувшись к доске, на которой были написаны одни и те же буквы, но в разных сочетаниях. — Оказалось, что Милвох уже один раз переставлял буквы в своей фамилии.

Эта мысль пришла ему в голову в тот самый момент, когда им позвонили из береговой охраны и сообщили о нападении на «Халлбер Расси», которая находилась посередине пролива Эресунн.

Лилья вздохнула.

— Я что, одна здесь не сплю?

— Нет-нет, я слушаю, — Фабиан попытался отстраниться от своих мыслей. — Ты говоришь о Милвохе, который, если я правильно тебя понял, снова сменил фамилию. Значит, на самом деле у него совсем другая фамилия или как?

— Не совсем. С тех пор, как он получил убежище в Швеции, его фамилия Милвох. Но…

— И вот тут-то становится по-настоящему интересно, — вставил Утес.

Но это было трудно, скорее даже невозможно. Что-то не сходилось, когда речь шла о времени убийства в ванной и событиях в проливе.

— Дело в том, что Милвох не в первый раз появился в Швеции, — продолжала Лилья. — На самом деле он вырос в Сконе и прожил здесь большую часть жизни.

— Ирен, — встрял Утес. — Я думаю, будет лучше, если ты начнешь с самого начала.

— Ладно, прости. Как вам известно, он взял напрокат машину, которую потом припарковал возле прачечной, в которой был убит Муниф Ганем, из-за этого мы вызывали его на допрос. Тогда он назвался Понтусом Хольмвиком, как было написано и в его фальшивых правах. — Лилья повернулась к доске и указала на несколько букв со стрелками крест-накрест. — Примерно через неделю после допроса Утес заметил, что буквы в этой фамилии те же, что и на почтовом ящике квартиры, которая находится по соседству с той, что я недавно сняла. А именно: П. Милвох. Ты слушаешь?

Фабиан кивнул.

— А теперь выясняется, что комбинаций на самом деле еще больше.

— Пять тысяч сорок, если быть точным, — сказал Утес. — Между прочим, это называется перестановками, так как относится к вычислениям факториала.

— Как ты понимаешь, мы проконсультировались у Муландера, — сказала Лилья. — Дело еще и в том, что существует перестановка, которая немного интереснее остальных. Вот эта. — Она подчеркнула фамилию Викхольм. — Тебе это ни о чем не говорит?

Фабиану ничего не оставалось, как покачать головой.

— Ну ты что? Викхольм! Разве ты не помнишь? Сони Викхольм.

Лилья была права. На самом деле было что-то в этой фамилии знакомое. Он уже встречал ее в каком-то расследовании.

— Сони Викхольм — это имя и фамилия разносчицы газеты, которая нашла твоего бывшего одноклассника Сета Корхедена, тот был убит прямо в своем доме. Ну ты помнишь, которому отрезали усы.

Фабиан кивнул.

— А разве это не она вела съемку на вилле Юхана Халена в Викене?

— Именно, и это привело к тому, что где-то месяц назад мы нашли ее в могиле неподалеку от Мерарпа.

— Хорошо, но какое отношение она имеет к нашему преступнику?

— Они брат и сестра. — Лилья развела руками. — Брата Сони Викхольм зовут или звали Понтус Хао Викхольм. Они были вместе усыновлены из Китая Инг-Мари и Борье Викхольм из Поарпа. Это просто сумасшествие! Прошлой весной я даже была у них дома и просматривала содержимое коробок с вещами детей, они хранились на чердаке. В одной из них лежали его вещи, и знаете, что там было?

Фабиан покачал головой.

— Кости. — Лилья сделала паузу. — Кости, кости, кости. Их было очень много, самых разных, а еще там лежало несколько потрепанных библиотечных экземпляров «Игрока в кости» Люка Райнхарта. — Она развела руками и при этом случайно ударила одной из них по чашке с кофе, которая опрокинулась на стол. — Ой, прости.

— Ничего страшного, — сказал Утес и поспешил к столу, пытаясь спасти как можно больше документов. — Будем считать, что это тоже большой прорыв в расследовании. Я принесу тряпку. — Он вышел из кабинета.

— А ты, кажется, не очень-то впечатлен тем, что нам удалось узнать. — Лилья повернулась к Фабиану. — Неужели ты не понимаешь? Наконец-то мы нашли объяснение тому, как он это делает. Он бросает кости. Это с их помощью он делает свой выбор.

Фабиан кивнул.

— Конечно, я все понял. Кроме того, я пришел к такому же выводу, что и вы, так как нашел вот это в комнате Эстер Ландгрен. — Он показал маленький прозрачный пакет для улик с блестящим металлическим кубиком. — Более того, мальчик с яхты также рассказал мне, что преступник бросал кости.

— Хорошо. Но почему ты не рассказал нам об этом? — Лилья взяла пакетик и принялась рассматривать кость.

— Когда мне было рассказывать? С того момента мы ни разу не пересекались.

— Фабиан, да что с тобой происходит? — Лилья вернула пакет.

— Ты о чем? Что ты хочешь сказать? — Он пожал плечами. — Ничего со мной не происходит.

— Ничего? — Лилья кивнула и закусила губу.

— Ничего такого, разве что Теодор находится под стражей в Дании, Матильда верит в привидения, а Соня, похоже, чувствует себя хуже, чем когда-либо. Да, кстати, и еще кое-что. Я чертовски устал, и мне давно пора поехать домой и лечь спать.

— Ну, кто ж из нас не устал и не хочет поехать домой и лечь спать.

Лилья выдвинула стул и села напротив него.

— А ты в курсе, что в это воскресенье исполняется ровно два года с тех пор, как мы с тобой начали работать вместе?

— Нет, как я уже сказал, мне нужно было подумать о других вещах, но, наверное, так и есть.

— Тогда я тебя не знала. Я думала, что ты сложный человек. Может быть, так себя ведут все, кто живет в Стокгольме. Во всяком случае, мне тогда показалось, что ты держишь всех нас на расстоянии вытянутой руки.

Фабиан попытался что-то сказать, но Лилья не дала ему такой возможности.

— Помню, я подумала, что ты заносчивый кретин. — Она рассмеялась. — Какое-то время я даже подозревала тебя в причастности к убийствам. На самом деле были некоторые вещи, которые указывали на это. Но сейчас я знаю тебя лучше. Гораздо лучше. И даже несмотря на то, что два года — это не особенно много, тем не менее сейчас мне достаточно одного-двух взглядов для того, чтобы понять, что у тебя не все в порядке.