— Так же, как я взялся за это после смерти Эльвина, после меня появится кто-то другой.

— Теперь осталась только твоя маленькая пушка. Поэтому, если позволишь, я прошу тебя расстегнуть куртку левой рукой, держа правую над головой.

Фабиан позволил Муландеру расстегнуть нагрудную кобуру, взять пистолет и вытащить из него магазин, после чего Ингвар сунул его за пояс у себя за спиной.

— Вот так. Вот и славно! Теперь мы избавились от всего, что могло нас беспокоить. Что скажешь? Теперь давай просто удалим те фотографии, которые занимают слишком много мегабайт памяти. Какой у тебя пароль?

— Ингвар. Не лучше ли тебе просто сдаться? Так больше не может продолжаться.

— Пароль. — Муландер сделал шаг вперед и приставил ствол пистолета к левому виску Фабиана. — Будь так добр.

— Семьдесят три восемдесят пять.

Муландер разблокировал телефон и удалил все фотографии пыли под ванной.

— И что теперь? Что ты теперь собираешься делать?

— Упокойся. Со временем ты поймешь. Со временем. — Муландер подошел к ванне, взял насадку для душа и положил ее на край ванны. После этого включил воду, которая начала течь на пол и быстро просочилась дальше под ванну. — Вот про пыль под ванной я как-то не подумал. А ведь я всегда продумываю все до мелочей. — Он немного отошел, чтобы на него не попала вода, и продолжил свой пути за спиной Фабиана. — Но об этом подумал ты и даже приперся сюда посреди ночи, чтобы проверить, верна ли твоя теория. Могу сказать, что это очень впечатляет. Очень.

— Почему? — спросил Фабиан, пока Муландер снимал с него пиджак. — Ты не первый, у кого была любовница. И, конечно, не первый, кого поймал на измене тесть.

— И конечно, я не первый, кто убил своего тестя. — Муландер засмеялся, а потом начал расстегивать и снимать с коллеги кобуру. — Далеко не первый. Но хочешь ли ты услышать правду? Правда хочешь?

— Конечно. — Фабиан кивнул, а Муландер тем временем завел его руки за спину. — Объясни мне, в какой момент что-то пошло не так? — Вскоре после этих слов он почувствовал, как его запястья оказались стянуты пластиковым хомутом.

— А что, собственно, навело тебя на мысль, что у меня что-то пошло не так? — Муландер обошел Фабиана и присел на корточки перед ним. — За исключением нескольких маленьких деталей я бы сказал, что все прошло именно так, как и планировалось.

— Думаю, ты не можешь быть достаточно объективен, чтобы дать именно такую оценку.

— Скажи мне, — Муландер достал еще несколько хомутов из кармана пиджака, — какой цвет ты предпочитаешь в жевательных конфетках в форме машинок? Белый, зеленый или розовый?

— А какое это имеет отношение к тому, о чем идет речь?

— Отвечай. — Муландер снова приставил пистолет к виску Фабиана. — Белый, зеленый или розовый?

— Никакой. На вкус они совершенно одинаковые. Единственное их отличие — это разные пищевые красители в составе.

— Это правда. Но ты забываешь одну важную вещь. Визуальное впечатление влияет на вкус. В данном случае — цвет. Я больше всего люблю зеленые. Белые тоже ничего, но только не розовые. Никогда их не ем.

— И каким же образом это оправдывает убийство твоего тестя?

— Ну, у нас же речь шла о том, что у кого-то все пошло не так и что кто-то не слишком объективен. — Муландер пристегнул ноги Фабиана к табурету. — Ты, которому вообще без разницы, или я, который выберет определенный цвет даже с завязанными глазами. — Сначала правую, потом левую. — Что касается Эйнара Стенсона, то он сам виноват.

Муландер встал и положил пистолет в нагрудную кобуру.

— Ты в курсе, что у него хватило наглости вызвать меня в свой загородный дом и предъявить кучу фотографий, на которых были я и Инга? Вот тут точно можно сказать, что у него что-то пошло не так. В этом была его большая ошибка. Надумал следить за мной! Как будто он вообще имел хоть какое-то отношение к моей жизни. Как будто он сам не трахал все, что движется, во время всех своих путешествий.

Муландер покачал головой, ему пришлось немного успокоиться, прежде чем он смог продолжить:

— Он даже пытался заставить меня развестись и уйти от Гертруды. Если я не сделаю этого, то он обещал все ей рассказать. Я просто пришел в бешенство и пырнул его кухонным ножом.

Фабиан хотел что-то сказать, но его собеседник сделал упреждающий жест рукой.

— Я точно знаю, о чем ты думаешь, и в каком-то смысле ты прав. Конечно, это было слишком. Но, оглядываясь назад, я не чувствую даже ни малейшей тени сожаления. И знаешь, что? — Он наклонился таким образом, что оказался лицом к лицу с Фабианом. — Я убежден, что на моем месте ты рассуждал бы точно так же. Эйнар Стенсон был редким козлом. С первого взгляда понять это было невозможно, но за его приятной дружелюбной улыбкой скрывалось весьма поганое нутро. Это было нечто, скажу я тебе. — Он поднялся, повернулся к Фабиану спиной, подошел к ванне и передвинул насадку для душа так, чтобы вода текла на новое место. Затем он потянулся к одному из трех кабелей, которые были прикреплены к ванне.

Может быть, именно сейчас у него был шанс. Именно сейчас, когда Муландер стоял к нему спиной, занятый этими кабелями. Мысль была сформулирована как вопрос, но решение уже было принято, и он бросился на пол и принялся изо всех сил колотить по полу табуреткой, привязанной к ногам, снова и снова.

Краем глаза он заметил, как Муландер обернулся. Может быть, он еще и схватил пистолет. Фабиан не мог этого увидеть, да это и не имело значения. Ему нужно было продолжать пытаться разбить табуретку об пол. Если ему удастся ее сломать, то он сможет сбить Муландера с ног и добраться до подъезда.

Но табурет не поддавался, а Муландер быстро навалился на него и заставил отказаться от идеи избавиться от табурета.

— Взять хотя бы Гертруду, — продолжал Ингвар, кивнув Фабиану, чтобы он снова сел. — Ее он начал унижать с того самого дня, когда она встретила меня. Он обращался с ней как с воздухом. О том, как он со мной обращался, даже и говорить не стоит, хотя я все равно вел себя так, как подобает идеальному зятю. Я делал все, о чем он просил.

Фабиан попытался подняться, но со связанными руками и ногами, привязанными к ножкам табурета, это было просто невозможно, и Муландеру в конце концов пришлось помочь ему.

— Я был на каждом гребаном воскресном ужине. Я сидел, кивал и делал вид, что слушаю его утомительную болтовню. Я помогал ему с домом и даже перекрыл всю крышу. Однажды летом я перекопал весь их чертов участок вручную, так как он планировал осушить его, но ему было жалко денег, чтобы нанять кого-то. У меня до сих пор боли в пояснице с того самого лета.

Муландер повернулся к несессеру, висевшему у него за спиной на крючке, и достал шприц и небольшую стеклянную емкость.

— И что ты думаешь, он хоть раз поблагодарил меня? Да ни разу! — Он вставил иголку шприца в емкость, наполнил его жидкостью и стравил лишний воздух.