Тоби решил подождать. Теперь она разговаривала с Отто, старым приятелем Сета по общежитию, а также с парнем, которого клеил Отто. Тоби налил себе пунша. Он постоял с бокалом в руке, но тут же понял, что даже если может позволить себе калории алкоголя, никогда не станет пить эту сахарную фруктовую гадость, и вылил пунш в раковину. Но потом подумал: а что если пунш поможет заговорить с девушкой? Он налил еще пунша, принес его Отто и обратился к ней. Ее улыбка из самодовольно-скрытной перешла в неловкую, а потом в настоящую.

– Я заметил, что вы тут стоите без пунша, – сказал Тоби. – Я его весьма рекомендую.

Она ему улыбнулась. Она была слишком красива для того, чтобы ему улыбаться:

– Точно? Вы только что вылили его в раковину.

– Ну да, на самом деле он сладковат. И еще я боюсь, что вон та девушка подсыпала мне руфа[20].

Тогда, в девяностых, люди еще так шутили.

– И еще я побаиваюсь той химии, от которой он фиолетовый.

– Правда? А я думаю, это единственная причина его пить. Я всегда хотела иметь детей, которые пахнут фиолетовым.

Она рассказала, что изучает английский язык в колледже Хантер, но хочет заниматься каким-нибудь бизнесом. Ей нужна карьера, которую можно приостановить на время, пока она будет растить детей. Она сказала, что очень практична. Она подумывает пойти в маркетинг или рекламу. Но прошлым летом она была на симпозиуме, организованном бизнес-школой Колумбийского университета и посвященном переговорам. И поняла, что если получится, она просто будет заниматься переговорами всю оставшуюся жизнь.

– Замечательно, – сказал он. Ее глаза были как рыболовный крючок. – Можете провести переговоры со мной.

– Хорошо, – сказала она. – Я хотела бы получить четыре по цене двух.

– Извините, вам придется заплатить за все четыре.

– Нет, я заплачу только за две.

Он всем телом изобразил упрямство, скрестив руки на груди и отвернувшись так, чтобы все еще видеть ее краем глаза:

– Не пойдет. Мы с вами что, на восточном базаре?

Она улыбнулась, пожала плечами и пошла прочь. Шаг, другой, и стало ясно, что она в самом деле уходит. Она уселась на диван на том конце комнаты, все еще спиной к Тоби, и заговорила с сидящим там парнем. Тоби изумился; он пришел в восторг. Когда он в последний раз был в восторге, а не просто испуган? Он пересек комнату, наклонился над девушкой и шепнул ей на ухо:

– Я дам вам шесть; и притом совершенно бесплатно.

Они почти всю ночь проговорили у него дома. Рэйчел выросла в Балтиморе и не помнила своих родителей. Впрочем, у нее в памяти осталась черноволосая женщина, лежащая на диване, и Рэйчел решила, что это ее мать, потому что кто это еще мог быть? Братьев и сестер у нее тоже не было. Отец ушел от них, когда она была еще младенцем, а потом мать заболела раком и умерла, когда Рэйчел было три года. Ее вырастила бабушка с материнской стороны, но скорее из чувства долга, чем из любви, и Рэйчел навещала ее только в День благодарения, и то не всегда. Сейчас Рэйчел была на третьем курсе и очень огорчалась, что пропустила возможность поехать на семестр куда-нибудь по обмену, но думала, что этим летом, может быть, поедет в Будапешт или в Бразилию по программе работы и учебы для студентов. Когда она это сказала, у Тоби что-то печально заплескалось в желудке из-за того, что в один прекрасный день придется выпустить ее из своей постели.

Секс у них случился в ту же ночь, и это было к лучшему, поскольку Тоби знал: его самооценка просто умерла бы за то время, пока он пытался бы сообразить, считает ли Рэйчел его просто другом или же кандидатом на романтику. «Настоящая девушка!» – думал он не переставая. Но не в сексистском смысле. Нет, в том смысле, как в книжке о Пиноккио. Она была точнейшим воплощением его мечты, хотя, моля небеса о ниспослании девушки, он не вдавался в такие подробности: губы у нее постоянно были накрашены красной помадой; она слушала записи Нила Даймонда и плевать хотела, насколько странно это смотрится со стороны; она могла простоять на руках не меньше десяти минут, она знала фильм «Парень-каратист» наизусть, все до единой реплики в диалогах. Она с нетерпением ждала двенадцатого романа в детективной серии, чтобы узнать, погибла ли главная героиня (разумеется, нет). Она хотела научиться играть в теннис, но не знала, где найти партнера, которому было бы все равно, что она плохо играет. У нее немного искривлена носовая перегородка, хотя это видно, только если смотреть снизу, и во сне она исправляет это, сдвигая нос немножко влево, чтобы дышать обеими ноздрями. Ей одиноко, и у нее совсем мало друзей, потому что ее растила неласковая бабушка, которой не терпелось как можно быстрее отделаться от внучки. А может, потому, что Рэйчел чувствительна и каждый раз, когда ее куда-то не зовут, решает, что ее отвергают. А может, потому, что она всегда интересуется, нельзя ли заполучить что-нибудь чуточку получше, чем есть у нее сейчас. Это качество ценно в бизнесе, но не так уж хорошо в других областях жизни. А может, потому, что ей кажется: она вечно отстает от других и догоняет их, из-за того что не родилась в богатой семье, и, строго говоря, у нее вообще не было семьи. А может быть, потому, что она всегда режет правду-матку, когда видит, что кто-нибудь недостаточно усердно работает для достижения заявленной цели или не живет такой жизнью, какой на словах хочет; Рэйчел считала, что люди желают знать правду. А может, потому, что она всегда была странно несведуща в популярной культуре и сохранила это неведение, даже когда стала одним из лучших агентов в городе. А может быть, потому, что дружба – трудноуловимая вещь и нравиться людям легче всего, когда не думаешь об этом постоянно, а Рэйчел именно что думала об этом постоянно.

Проснувшись утром после трех часов послерассветного сна, который они позволили друг другу, он несколько минут созерцал ее. При дневном свете она была все еще прекрасна, даже с размазанным макияжем и запекшейся в уголке рта слюной. Тоби вышел, чтобы купить завтрак. Он стоял в очереди за кофе и бубликами и чувствовал себя таким нормальным и таким американцем, как никогда в жизни. Дома его ждет девушка, сейчас утро субботы, и потому он принесет девушке кофе и бублик. Он был поражен простотой своих чувств: благодарность за все, что случилось раньше, чтобы наконец пришел этот день; и счастье, да, простое обыкновенное счастье. Он любит свою страну! Он сейчас съест бублик!

Они съели бублики – это было так нормально, так обыкновенно – и пошли гулять по Гринвич-Виллидж, потом по Пятой авеню, потом свернули на запад. Они прошли через Адскую кухню[21], потом наискосок через мидтаун, опять на запад наискосок через парк, и тут пошел снег – тихая мягкая пороша начала марта. Они взялись за руки и пошли еще медленнее. Тоби обожал гулять. Его величайшим открытием в Нью-Йорке было, что самый большой город Америки можно вымерить шагами. А теперь ему было с кем гулять. Белые снежинки падали на ее белые волосы, и она говорила, говорила, говорила и не капризничала ни из-за снега, ни из-за холода. Тоби подумал, до чего же он сейчас влюблен. Они прошли через парк на Аппер-Ист-Сайд, и тут снег перестал, и Тоби проводил ее домой. Она жила прямо возле Хантер-колледжа. Они были мокрые и усталые, и у них болели ноги, так что они заказали еду с доставкой, индийскую, и Тоби остался, хотя ее соседка по квартире бухтела что-то на тему «не свалить ли вам». Они устроились на ночь в односпальной кровати Рэйчел, и пока пытались улечься поудобнее, Тоби понимал, что счастлив как никогда; что нашел себе женщину, а может – Женщину с большой буквы, но наконец это случилось, и да, они знакомы всего сутки, но внутри ему было так же хорошо, как, вероятно, это смотрелось снаружи.