Мы получили фотографию, имя и дату рождения. На снимке был лысеющий мужчина лет тридцати, который явно силился улыбнуться, но выдавил из себя лишь намек на усмешку. Адрес мы узнали тоже – человек жил на самой окраине города.

– Считаете, документ настоящий? – спросил Гейн старшего инспектора. – Боб сумел построить сложнейшую архитектуру безопасности. Неужели не найдет себе фальшивые права? Знаете, сколько сайтов в Интернете ими торгует?

– Плохими – много, – сказал Кейдж. – Это не подделка. А если подделка, то первоклассная.

– Он разбирается в предмете? – спросил я.

– То есть?

– Он знал, что покупает?

– Прекрасно. Ко мне ходят только те, кто в теме. Он хотел купить кинжал Ферберна – Сайкса и готов был достойно заплатить. Я нашел для него нож, вторую модель производства Уилкинсона.

– И где вы его достали? – спросил Мэллори.

– Не скажу. – Кейдж скрестил на груди руки.

Гейн подался к нему, и тут в дверях появилась Уайтстоун.

– Боба засекли, – сообщила она.

* * *

В кабинет вошла Свайр. Ее лицо под шлемом высветленных волос окаменело от напряжения. Сейчас она была похожа на миссис Тэтчер, готовую послать экспедиционный корпус в Атлантику и знающую, что предприятие может выйти боком.

Все расступились, пропуская суперинтенданта, но она даже не взглянула на нас, пока не подошла к Эди Рен. Девушка сидела на краю стола, рядом со своим компьютером. На мониторе, словно только что пойманная добыча, застыло лицо мужчины.

– Что тут у нас? – спросила Свайр.

Компьютер показывал то же самое лицо, только в натуральную величину. Можно было разглядеть и настороженную злобу в глазах, и старые шрамы от прыщей, и то, что мужчина зачесывал волосы, стараясь прикрыть растущую плешь.

– Ян Пек, – доложила Эди. – Несколько судимостей. Первая – десять лет назад за хранение наркотиков. Покупал в Амстердаме и отсылал себе домой по почте, на имя предыдущего жильца.

– Старая уловка, – заметил кто-то.

Эди пересела на стул.

– Год условно, – продолжила она, прокручивая страницу, и покачала головой. – Четыре… нет, пять судимостей за домашнее насилие над подружкой. Суд запретил ему приближаться к ней. Пек работает на фрилансе, консультантом по программному обеспечению. Расставшись с девушкой, переехал к родителям. Это и есть Мясник Боб.

Губы Свайр торжествующе дрогнули:

– Поздравляю всех, отличная работа. А теперь готовьтесь, утром мы его возьмем.

– Человек, способный ударить девушку? – спросил я. – Вы и правда считаете, что это наш преступник?

Я взглянул на доктора Стивена, который стоял, сунув руки в карманы. Мне казалось, он заметил то же, что и я.

– Тот, кого мы ищем, совсем не таков, – продолжил я.

Стивен так и не посмотрел на меня.

– Что вы говорили, доктор? Честь, сила и власть.

Я показал на монитор, но Свайр была невозмутима:

– Вы слышали о полицейском по фамилии Олдфилд?

Я кивнул. О заместителе начальника полиции Джордже Олдфилде слышали все. Он возглавлял охоту на Йоркширского Потрошителя. Получив письма и аудиокассету, где неизвестный называл себя тем самым Джеком, Олдфилд отправился искать маньяка на северо-восток, а Питер Сатклиф тем временем убивал женщин в других частях страны.

– Я не намерена играть роль Джорджа Олдфилда, – сказала Свайр. – Убийцу я не упущу.

Она решительным шагом вышла. Все в кабинете оживились, и только я стоял, не сводя глаз с лица на мониторе.

Честь. Сила. Власть.

Он бьет женщин, подумал я. Какая тут честь?

* * *

Солнце только встало, когда мы собрались на пригородной улочке, вдоль которой сплошным рядом тянулись скромные дома. Здесь было так тихо, что я слышал только шум собственной крови в ушах.

Когда сердце бьется достаточно быстро, алый стремительный звук крови похож на голос моря. И пока мы сидели на корточках за низкой садовой оградой и делали последние приготовления – поправляли ремни бронежилетов и проверяли предохранители на оружии, – сквозь приглушенное бормотание раций я слушал этот шум, и он подсказывал мне, что стоит на кону.

Жизнь молодой женщины. Наша карьера – тех, кто ее упустил. И кое-что еще, более личное: ведь ты не знаешь, что ждет по ту сторону двери.

Офицер со старым красным тараном через плечо направился по садовой тропинке к дому.

Все произошло очень быстро. Три ступеньки – и он уже снял с плеча таран, качнул им и одним жестоким движением ударил в замок.

Брызнули щепки, дешевая дверь с треском распахнулась. Человек с тараном отступил, освобождая дорогу остальным. Мы бросились в дом, крича как можно громче, чтобы посеять страх в тех, кто скрывается внутри, и скрыть собственный.

Два офицера, бежавших передо мной, вдруг остановились, выставив винтовки Хеклера – Коха.

За их одетыми в броню плечами, у дальней стены коридорчика, я увидел тощего кота. Тот выгнул спину и зашипел, преисполнившись яда и презрения.

Открылась дверь, и мы снова заорали.

В коридор вышла, шаркая тапочками, старая женщина. К приказам остановиться она осталась совершенно глуха и даже не взглянула в нашу сторону.

За ухом у нее был старинный слуховой аппарат – большой, розовый, точно комочек жевательной резинки. Женщина скрылась за противоположной дверью. Кот увязался за ней, потираясь боком о хозяйские ноги.

Мы пошли следом.

В гостиной старушка села на диван рядом со стариком, который как раз хотел откусить печенье, но так и застыл с поднятой рукой. Он толкнул жену локтем, и та наконец заметила гостей. Старики уставились на дула штурмовых винтовок, разинув рты. Кот снова зашипел.

– Мистер и миссис Пек? – спросил я. – Где ваш сын? Где Ян?

Они молчали.

На другом конце коридора была маленькая кухонька.

– Чисто, – сказал офицер, выходя оттуда.

По лестнице загремели ботинки. Я услышал на втором этаже топот, крики, грохот распахнутых дверей. Потом наступило разочарованное и облегченное молчание.

Я заглянул на кухню. Из нее дверь вела в садик на заднем дворе. За его высоким забором виднелись черные кевларовые шлемы, маски и напряженно стиснутые губы. Поблескивали штурмовые винтовки.

Из сада на кухню вошел Мэллори, за ним – Уайтстоун и какой-то полицейский. Он снял каску, и я узнал Билли Грина. От нервного напряжения на бледном лице выступил пот, но констебль держался молодцом. Бокс пошел ему на пользу.

Крики в доме стихли.

– Его здесь нет, – сказал я.