Что ж, он прав, да и любопытно взглянуть вблизи на целительский артефакт чужой семьи. Я подчинилась и с удивлением увидела, как в руке герцога возник родовой меч. Сейчас он горел изумрудным пламенем от острия до гарды.

Было немного не по себе, когда мужчина провел Скайлиром над моим распростертым телом. Лишь когда ощутила приятное покалывание через мокрую ткань, полностью доверилась, расслабившись.

– Повезло, что Скайлир, как и большинство сильнейших артефактов Мизгира, создавал мой предок совместно с вашим. Иначе он был бы для вас бесполезен.

– Не совсем поняла, о чем вы?

– Меч – в первую очередь оружие, лечение незначительных повреждений всего лишь побочный эффект, да и он доступен только потомкам его творцов – Сержа и Виктора. Так ясно?

Я кивнула. Герцог помог подняться на ноги и велел:

– Раздевайтесь.

– Что? – Я опешила, решив, что ослышалась.

– Вам нужно переодеться в сухую одежду, ваше высочество. – Он бросил мне шерстяное платье, вытащенное из моего же дорожного мешка.

Хм, обыскивал мои вещи? Бестактность я простила – чего только не бывает в пути, и не всегда удается придерживаться правил приличия. А вот наглость – нет. Он не отворачивался! А место под корневищем тесное и освещено прекрасно. И это просто взбеленило.

– Оставьте меня на несколько минут, – потребовала хмуро.

– Ваше высочество, не глупите, там ливень. – Он стоял, сложив руки на груди, невозмутимый и почему-то тоже злой. Может, потому что доставал макушкой до потолка нашего укрытия, и маленькие корешки, похожие на паучьи лапки, время от времени цеплялись за его черные волосы? – И в отличие от вас, сменной одежды у меня нет.

Я могла бы попросить хотя бы отвернуться, раз он не догадался об этом сам. Кстати, уже второй раз так сделал! Неужели боится поворачиваться ко мне спиной? Но ведь это смешно!

Вместо того чтобы попросить, не удержалась от колкости:

– Любите смотреть, ваша светлость?

И получила в ответ:

– Что я там не видел, ваше высочество?

Это был даже не намек. Это был удар по моим былым чувствам.

Меня затрясло от гнева и злости:

– И раз увиденное вас не заинтересовало, больше не смотрите!

Он криво улыбнулся и заявил:

– Не играйте в невинность, ваше высочество. Вы дрожите от холода в мокрой одежде.

Вмиг оказавшись рядом, он решительно начал меня раздевать.

– Что вы делаете?! – Я опешила.

– То, что должны делать вы, чтобы не заболеть.

– Я могу сама!

– Сомневаюсь. У вас уже началась лихорадка, ваше высочество. И кто-то должен о вас позаботиться.

– Это точно будете не вы! – Я попыталась вывернуться из его рук.

– Не глупите, Кьярин. Иначе вам не понравится то, как я вас раздену.

Мой плащ полетел на землю.

Я задыхалась от негодования. А проворные руки герцога расстегнули верхнюю пуговичку ворота мокрой туники.

– Вы… вы… мерзкий!

– Да, – кивнул он спокойно, освобождая из петли вторую.

– Отвратительный!

– Угу. – Вырез стал шире.

– Озабоченный…

– Что тут поделать, есть такое, – согласился он невозмутимо.

– Беспринципный…

– Чем горжусь. – Заставив поднять руки вверх, он сдернул с меня тунику.

– Козел!

Он замер. Я тоже.

Ой-ой… Кажется, кому-то сейчас достанется. Переперчила, как говорит нянюшка Глая.

Я стояла в мокрой, прилипшей к телу рубашке. Беззащитная и униженная. Он ведь раздевал меня без интереса, ни малейшей реакции на полуобнаженное тело. Тогда как я… я видела перед собой мужчину, который нравился мне много лет в любом состоянии. Даже под проклятием.

Темно-синие глаза герцога прищурились, губы сжались в узкую линию. Он несколько секунд смотрел на меня оценивающим взглядом.

Затем прохладно поинтересовался:

– А почему козел? Рогов у меня нет – не женат, бороду не отпускаю. Если, называя козлом, подразумеваете моральные качества, так я вас никогда не обижал, Кьярин. Это вас надо назвать козой.

– Что? – Я задохнулась от ярости. – Козой? Меня?!

– Да, попрыгуньей, которая бездумно щиплет травку там, где ее поджидают волки. Ветреная и непостоянная коза, которая быстро забывает свои обещания.

Да как он смеет!

Задохнувшись от гнева, я размахнулась. Руку обожгла боль. С недоумением посмотрела на нее. Перевела взгляд на лицо мужчины с отпечатком моей ладони… Шэйш! Я только что отвесила пощечину генералу, главнокомандующему мизгирской армией!

– Не вам попрекать меня в забывчивости! – Лучшая защита – нападение, об этом я не забывала и продолжала в том же духе: – Это кто еще не держит обещаний, а? На себя посмотрите!

Холгер целую вечность стоял, не шевелясь. Затем молча стянул с меня рубашку – я даже не сопротивлялась уже. Снял мокрые, обляпанные болотной тиной сапоги и штаны. И, не тронув нижнее белье, надел на меня теплое платье. Одел как куклу, как беспомощную или увечную. Одел, не выказывая своих чувств, не проявляя эмоций.

– Ложитесь спать, ваше высочество, утром поговорим.

И демонстративно сел на корточки у самого входа в наше убежище – туда даже долетали капли дождя.

Мне хотелось кричать, толкнуть его в непоколебимую широкую спину, треснуть по дурной голове мешком… Но вместо этого я сменила белье, надела теплые чулки и поверх платья – дополнительно тунику. Что ж, если хочет мерзнуть, его дело. Я буду спать.

Удобно устроившись на импровизированном ложе из вещей и укрывшись тонким, но теплым покрывалом, которое захватила с собой в дорогу, я приготовилась ко сну. После испытаний, выпавших на мою долю сегодня, и скандальчика, к сожалению, небольшого, я буду спать как новорожденный.

Через полчаса перевернулась на другой бок. Угу, уснула точно как младенец. Они ведь разные бывают, некоторые спят только на руках у взрослых.

Если не спится, то хотя бы сделаю вид. Как герцог, который строит из себя несгибаемого воина, которому не нужен отдых. Нет, я верю, что тренированные рейксы – сверхлюди. Но не после того, как проклятие чуть не раздавило все внутренности.

Светильник горел все так же ярко. Чего доброго, к утру потухнет, придется весь день продержать его на солнце, чтобы зарядился. Если оно, конечно, будет, это солнце, после такой грозы. Хотя обычно после ненастья как раз наступают самые теплые деньки.

Жаль, что у меня в жизни так не бывает, чтобы после ряда испытаний и потрясений начиналась светлая полоса. С каждым годом мое положение становится все хуже.