по сто пятьдесят рублей, итого триста. У всех более или менее благоустроенные квартиры, в каждой семье — по ребенку, иногда и два, но это реже.

Они честолюбивы. Прекрасно справляются с работой. Свои материальные запросы и желания стремятся осуществить в дозволенных законом рамках. Для преступления эта общественная прослойка была чересчур уж стерильной. В их кругу налажена своя внутренняя система взаимопомощи. В моменты различных перебоев в торговой сети они устраивали друг другу такие дефицитные вещи, как импортный трикотаж, импортная обувь и одежда, запасные части для машин, редкие напитки, черная икра, охотничье лицензии, а доступ ко всему этому получали с помощью так называемого блата. Все товары первой необходимости свободно лежали на прилавках магазинов, но разного рода деликатесы и редкости — как раз то, что придавало жизни очарование и блеск, — зачастую можно было достать лишь по знакомству. Кое-кто-возможно, получал удовлетворение от того, что определенные товары не появляются на прилавках. У товара, приобретенного по знакомству, был больший удельный вес, человек мог похвалиться чем-то невиданным.

Семейный бюджет в триста пятьдесят рублей в месяц был потолком для такого рода семей. К ним принадлежал и Эдмунд Берз с женой. Пока у них, правда, не было ребенка, но Струга с уверенностью мог заключить, что ребенок был запланирован на ближайшее время, поскольку последняя крупная покупка — автомобиль — сделана в прошлом году. Разумеется, не без помощи родителей.

Если задаться целью нарисовать родословное древо таких семейств, то основой их будут родители жены и родители мужа, следующая ступень — собственно муж и жена, и, наконец — единственный ребенок, что, разумеется, с точки зрения роста народонаселения в республике являло собой довольно безотрадную перспективу. Зато эти люди наслаждались жизнью.

Родители жены и мужа помогали обзаводиться мебелью, делать ремонт, приобретать автомашины, если они приобретались; иной раз родители давали деньги на заграничные туры. Особенно в тех случаях, когда молодые были единственными отпрысками.

Такие семьи обычно жили дружно, согласно, поскольку любовь была спаяна совместно нажитым добром, а грешки жены или мужа, если таковые имелись, тщательно скрывались от посторонних.

Эти люди, как правило, жили больше для себя, чем для общества, не желая утруждать себя воспитанием нескольких детей. По средним стандартам жили они неплохо — в двухкомнатных, трехкомнатных квартирах, но стоило им заглянуть в будущее и в тех же квартирах представить еще троих взрослых детей на выданье или в пору женитьбы, как у них пропадала всякая охота увеличивать семью.

Досуг свой они тоже проводили одинаково. Зимой катались на горных лыжах, летом на байдарках спускались по рекам. Они объездили весь Союз, знали, где самые лучшие горы, где самые порожистые реки и бурные течения. Они были адвокатами, преподавателями, врачами, инженерами, учеными, литераторами, музыкантами. Они принадлежали к средней прослойке интеллигенции, к ней принадлежал и Струга, и нередко, собирая сведения о Берзе, ему приходила в голову мысль, что он разыскивает самого себя.

Они смотрели одни и те же фильмы, читали одни и те же книги, слушали одну и ту же музыку, сходно рассуждали о прогрессе, экономике, пересказывали одни и те же анекдоты, по нескольку раз выезжали за границу в туристические поездки, обладали схожим чувством юмора, даже подверженность болезням была у них примерно одинакова. Чаще всего страдали от гипертонии и запоров, нервных болезней и подагры, их изводили головные боли, они были восприимчивы к простуде и, несмотря на все это, обладали завидным здоровьем, жаждой жизни и связями в обществе.

Связи решали все.

Берз даже после своего исчезновения продолжал использовать свои связи.

Струге неоднократно звонили ответственные товарищи с просьбой ускорить розыск. Они расспрашивали о судьбе Берза, советовали прибегнуть к радикальным средствам, как бы подстегивая тем Стругу. Сам Берз, хотя и косвенно, призывал его к более энергичным действиям, призывал посредством своих знакомств.

Порой приходилось только руками разводить. Зная язвительный нрав Берза, трудно было поверить, что все эти товарищи, занимавшие видное положение, звонят Струге и поторапливают его от чистого сердца. Кое-кому из них Берз в свое время основательно досадил, кое-кто из-за него лишился орденов и премий, однако теперь, в трудную для Берза минуту, все они проявляли удивительную сплоченность.

Быть может, норовистый характер Берза в своей среде служил своеобразным катализатором, стимулятором процессов совести, побудителем дремлющей энергии, детектором скрытых возможностей? Быть может, та непреклонность, которую Берз в своей работе обращал и на них, явилась причиной подобной отзывчивости?

Струга встретился с непосредственным начальником Берза товарищем Антлавом.

«Вы должны поверить: Берз мне был особенно близок. Хотя разница лет между нами немалая. В мой кабинет он мог заходить без доклада, когда хотел. Его везде хорошо принимали.

Человек он был со странностями. Ему, как и мне, частенько приходилось сталкиваться с бюрократическими препонами, сами понимаете, кое-где они у нас еще сохранились. Вы думаете, Берза это огорчало? Напротив — он радовался этому, говоря, что только в борьбе с бюрократизмом личность утверждает себя. Дескать, тогда-то и выявляется, в коей мере человек обладает характером, волей, энергией. Препоны, дескать, может одолеть человек сильный, а только сильные люди по-настоящему нужны и полезны обществу. Тихони же и рохли пусть плюют в свой собственный колодец, самим пить придется. Уж он-то этого делать не станет. В таком молодом государстве, как наше, иначе и быть не может, делопроизводство-де у нас в младенческом возрасте. Но он не собирается вешать головы. Надо делать свое дело, а все эти трудности его лишь подстегивают и распаляют, как коня на рысистых бегах. Когда же придет пора подвести итоги, будет видно, кто сколько сумел. Ибо то, что каждый мог сделать, но не сделал по причине различных помех, при подведении итогов в расчет принято не будет. Главное — не добрые твои намерения, а результаты работы.

Может, это было позерством, бравадой, краснобайством? Может, такое фразерство было его слабостью? Но, думается, Берз все это говорил, сознавая свои силы, говорил, так сказать, из лучших побуждений. Не раз от него приходилось слышать, что ему, конечно, тоже не миновать неприятностей, однако раньше времени он не собирается выходить из игры, потому и руки у него свободны, и рассудок не тронут неверием.

Я расскажу вам один случай из моего собственного опыта общения с Берзом.

Иной раз он становился несносным. Просто ужасным! Другого слова не нахожу. Никак не могу