Фабио едва заметно скривился. Ему было хорошо известно, что ждет барона Д» Освальдо, если об этом узнают не те люди. Кайя не просто «не приписана» к первой заставе, она там даже какой-нибудь прачкой не числится. А садиться на дракона и, тем паче, поднимать его в небо имеет право только действительный наездник — в чине не меньше младшего офицера. Дочь барона чинов не имела. И пускай по мнению Фабио она была лучше многих, но следственную комиссию это вряд ли сможет убедить. Устав есть устав, он один для всех.

— И где, паразит, желтозубку нашел? — с внезапной злостью прошипел командир гарнизона. — Она же только в предгорьях растет!

Маркиз Д’Алваро вопросительно приподнял брови, но, встретив в ответ лишь знакомый колючий взгляд, счел за благо промолчать. Он догадывался, что будущее барона заботит Фабио в последнюю очередь. А то, что давно уже заботило в первую… Увы, тут командующему заставой можно было только посочувствовать.

Над родовым поместьем Освальдо сгущались черные тучи. Только не те, которых так ждали крестьяне и рассыхающаяся на глазах земля — дом затих, словно пригнувшись, слуги попрятались по углам, а в каминной зале на втором этаже уже посверкивали в спертом воздухе невидимые молнии.

Барон Д» Освальдо был в ярости. Он стоял у камина, широко расставив ноги и по-бычьи нагнув голову: в левой руке зажата массивная трость, круглый металлический набалдашник которой медленно похлопывает по ладони правую, кустистые брови резко сдвинуты, лицо бурое…

— Последний раз спрашиваю, — глухо пророкотал барон. — Кто? Кто из вас, сопляков, Шенгу грызло едким корнем натер?

Застывшие навытяжку перед отцом трое юношей не проронили ни звука. Только старший, восемнадцатилетний Энрике, еще крепче сжал зубы. Барон окинул отпрысков мрачным взглядом.

— Ясно, — после паузы бросил он. Толстые короткие пальцы еще сильнее сомкнулись вокруг ствола трости. Затрещало дерево. Многозначительно качнулся в воздухе печально знакомый всем троим набалдашник. — Значит, по-хорошему не желаем? Ну, дело ваше. Энрике! Скидывай рубаху и к стене!

Сын молча повиновался. Двое других затравленно переглянулись. Баронесса, вжавшаяся в угол дивана позади мужа, прижала руку ко рту:

— Карлос!..

— Молчи, Абель! — повелительно рыкнул тот, закатывая рукава. — Тебя сюда не звали! А коли жалко — так вон она, дверь…

Он размахнулся. Набалдашник трости, коротко блеснув в закатном полумраке, с силой опустился на плечо Энрике. Тот вздрогнул, но устоял. Следующий удар пришелся под лопатку, заставив молодого человека впиться ногтями в стену и внутренне сжаться — позади опять свистнула в воздухе трость. У Энрике перехватило дыхание от боли. Отец знал, куда бить, и умел это делать.

На четвертом замахе баронесса вскочила на ноги. Губы ее побелели.

— Не смей! — взвизгнула она, бросаясь наперерез супругу. — Мерзавец! Палач! Родную кровь ни за что, из-за какой-то девчонки!..

Она схватила его за руку, но Карлос, не глядя, отшвырнул от себя жену. Тяжелый набалдашник вновь ухнул вниз, и старший сын с тихим стоном упал на одно колено.

— Родная кровь… — с пугающей улыбкой повторил барон Д» Освальдо, поворачиваясь к чудом удержавшейся на ногах супруге. — Уж прямо скажи, что твоя! Не так? Так! И мозги у всех троих твои же, куриные! «Девчонка»! Одна она у тебя перед глазами, а то, что эти выродки едва дракона не угробили, да еще у принца под самым носом, это тебе звук пустой? То, что меня теперь вместе со всем гарнизоном вот-вот на кулак натянут — это, выходит, мелочь? Титул тебе жмет, Абель, на границе скучно стало?.. — он свирепо раздул ноздри. — Санто! Ты следующий, снимай рубаху!

Названный, закусив губу, взялся за пуговицы. Младший сын барона бросил отчаянный взгляд на мать, потом — на скорчившегося у ног отца Энрике. Семилетний Диас, несмотря на юность, уже пару раз испытал на себе силу отцовского гнева, и от одной мысли о повторении мальчику делалось жутко. Конечно, его не будут бить так же сильно, как братьев, но…

— К стене! — приказал среднему сыну Карлос. Тот, опустив голову, сделал шаг вперед. Баронесса пошатнулась. В воздух взлетела трость. И одновременно с первым ударом по спине Санто под руку барону метнулся захлебывающийся слезами мальчишка.

— Не надо, батюшка! — пронзительно закричал он, повиснув на отцовском локте. — Не надо, он не виноват! И Энрике не виноват! Это я! Я сделал!.. Они не знали!

Трость, уже занесенная для нового удара, остановилась в дюйме от цели. Барон Д» Освальдо повернул голову.

— Вот как? — спросил он, глядя на всхлипывающего Диаса. — Стало быть, ты?

Младший, шмыгнув носом, обреченно кивнул.

— И зачем?

— Я… — Диас запнулся. Потом опустил глаза и выдавил из себя невнятное, еле слышное:- Я просто… это была шутка…

Карлос задумчиво сощурился.

— Добро, — после минутной паузы сказал он. Бросил сомневающийся взгляд на литой набалдашник трости, положил ее на стол и одним движением выдернул из штанов широкий кожаный ремень. — Жаль, мал ты слишком, палки не сдюжишь, хотя стоило бы тебя ею поучить — и за дракона, и за то, что не сразу признался, ну да пока и пряжка сойдет. Энрике, Санто — вон!

Старшие вышли. Что будет дальше, им и так было известно. Оба жалели младшего брата, да кто бы не пожалел, но рука у отца была тяжелая. Лезть под нее — никакой спины не хватит.

— Диас, снимай рубаху, — подождав, пока за сыновьями захлопнется дверь, велел барон. — Штаны тоже. По вине и плата, а коль вина двойная…

Баронесса, не дав мужу закончить, раненой птицей метнулась к тихо давящемуся слезами мальчику и, рухнув на колени, прижала его к себе.

— Хватит! — выкрикнула она, вперив в лицо супруга горящий одновременно мольбой и ненавистью взгляд. — Хватит, Карлос, прошу! Неужто тебе мало было?! Оставь хоть его в покое! Он ведь еще ребенок! Он не понимал, что делает!

Барон улыбнулся — пугающе, криво, так, что по спине Абель Д» Освальдо вдруг резко продрало холодом — и, бросив ремень на стол рядом с тростью, наклонился вперед.

— Не понимал, — согласился он, взяв жену за подбородок. Мягко, почти ласково провел большим пальцем по бьющейся вене на ее шее и добавил:- А вот ты еще как понимала. Я не дурак — где бы Диас достал едкий корень, и с чего бы ему понадобилось мазать этой пакостью драконье железо? Кайя… Ты ненавидишь её, Абель. Так сильно, что готова собственных сыновей подвести под кнут, сколько бы ни кричала о «родной крови»! Какая же ты, все-таки, дрянь, моя милая. Жалкая, трусливая дрянь.

Баронесса смотрела в темные глаза мужа, чувствуя его руку на своем горле и медленно цепенея от страха. Она понимала, что ему достаточно только как следует сжать пальцы — и ей конец.

— Ты знал… — непослушными губами прошептала она. — Но всё равно избил их… мне в наказание?