– Как?

– Как вы уже начали. Рассказывая мне факты. Факты, которые не хотели бы обсуждать ни со мной, ни с кем бы то ни было еще.

Он постарался убрать руку, но Ирен сжала его кулак с силой и настойчивостью, свойственными далеко не всем женщинам.

– Шерлок Холмс не раскроет загадки Джека-потрошителя, – произнесла она тоном врача, оглашающего окончательный диагноз. – Будучи убежденным холостяком, он посвятил свою жизнь умственным занятиям. Его логика является лучшим преимуществом при распутывании клубков несвязных событий, приведших к преступлениям на почве жадности или мести, но логика бессильна в расшифровке вновь и вновь повторяющихся убийств Потрошителя. Шерлок Холмс никогда не стал бы посещать дома свиданий; поэтому он не в силах разглядеть пугающей связи между удовольствием и болью. А недавние убийства связаны именно таким образом. Вы светский человек, Брэм. Более того, вы человек с богатым воображением и натурой художника. Вы знаете, что я говорю правду.

– Я никогда не видел вас такой, – прошептал мистер Стокер, пораженный уверенностью и настойчивостью Ирен.

– Мужчины редко понимают женщин, – отозвалась она. – И наоборот. По крайней мере, в нашем лицемерном обществе. Но я должна знать то, что знаете вы, и вам не следует бояться рассказать мне обо всем.

Возможно, Ирен и загипнотизировала Брэма Стокера, но, думаю, только своей откровенностью. Он, вне всякого сомнения, попал к ней в плен.

Потом его серые глаза взглянули на меня с таким выражением, будто я была ребенком, которому собираются рассказать, что Санта-Клауса не существует.

– Мисс Хаксли, – произнес писатель, но не обращаясь ко мне, а просто напоминая Ирен о моем присутствии.

– Она моя правая рука. Вы правы: она не заслуживает того, чтобы выслушивать ужасные детали, которыми вы собираетесь с нами поделиться, но, к сожалению, это необходимо. Вы знаете, о чем я говорю, не правда ли? Вы знаете, что те изуродованные женщины – работа не какого-то чудовища, но мужчины, и что подобное зверство происходит не в первый раз.

Импресарио достал платок, вытер пот со лба, а затем прикрыл платком глаза от нас обеих. Я приготовилась писать со всей возможной скоростью, надеясь на то, что услышанное не парализует мне руку.

– Был один разговор в Бифштексной комнате…

Ирен метнула в мою сторону быстрый, как удар меча, взгляд:

– Вы говорите о столовой в театре «Лицеум», где поклонники Ирвинга собираются на торжественные обеды? Только мужчины, разумеется, которые делятся друг с другом историями посещений домов терпимости по всей Европе.

– Откуда вы знаете? – поразился мистер Стокер.

– Я тоже человек с богатым воображением и натурой художника, – ответила примадонна, сухо улыбнувшись. – Кто-нибудь заводил разговор об убийствах в Уайтчепеле или о Потрошителе?

– Напрямую нет, никогда. Там мы… дистанцированы от внешних событий, в этом и вся суть. Тогда мы обсуждали писателя-декадента. Потряс нас всех до глубины души. Немец.

Я записывала так быстро, насколько могла. Столько времени проведя среди декадентов-французов, я сочла шокирующего немца приятной переменой.

– Грязная философская книжонка. Рихард фон Крафт-Эбинг. Называется «Половая психопатия». Я не могу рассказать вам о содержании – прочтите сами, если нужно. Но там обсуждалась потребность причинять боль как удовольствие. Без сомнения, Потрошитель – просто умалишенный. Психически больной. Воображает себе демонов и убивает их. Копается в мертвых телах, как крот копается в земле.

– Какими бы ужасающими ни были увечья женщин в Уайтчепеле, – медленно проговорила Ирен, – я уверена, что зверства, происходящие сейчас в Париже, окажутся еще хуже. И единственное место, где мы сможем подтвердить или опровергнуть мои опасения, это парижский морг. Он и будет нашим следующим шагом. – Подруга поднялась. – Спасибо, что пришли, Брэм. Завтра мы встретимся с вами у здания морга, за собором Парижской Богоматери, в одиннадцать утра.

Он нервно кивнул, поклонился, взял шляпу и трость со столика у двери и вышел, не попрощавшись.

Никогда еще я не видела человека, который настолько спешил бы покинуть общество Ирен.

Как только мистер Стокер исчез, я не удержалась и цокнула языком: настолько я была разочарована в нашем знакомом.

– Значит, эти досточтимые господа собираются в своей Бифштексной, чтобы хвастать друг перед другом похождениями по борделям.

– Любопытно, что смог бы рассказать на таких собраниях сэр Ричард Бёртон[65], – отозвалась Ирен.

Я обнаружила, что краснею, потому что имя смелого британца – исследователя чужих земель – напомнило мне о другом соотечественнике, работавшем под прикрытием, – Квентине Стенхоупе, а я ни при каких обстоятельствах не хотела бы связывать его с мыслью об экзотических иностранных борделях.

– И все же неприятно поражает, – сказала я, – что мужчины, чьи имена упоминаете вы с мистером Стокером, – корифеи нашего времени, многие из которых посвящены в рыцари королевства, как тот же сэр Ричард Бёртон.

– Мне известны куда более достойные рыцари королевства! И один из них – Годфри: рыцарь, принц и король, если сверяться со списком подлинных мужских достоинств!

– Я знаю, знаю! – поспешила успокоить я подругу.

– А стыдно должно быть не только богатым покровителям борделей. Клиенты бедняжек в Уайтчепеле должны бы давать девушкам несколько пенсов из милосердия, а не в обмен на аморальные услуги. Говорю тебе, Нелл, у нас с тобой намного больше общего с женщинами Уайтчепела, чем с мужчинами Бифштексной комнаты. Будь то Уайтчепел или Уайтхолл, презрение мужчин к женщинам не имеет границ. В Уайтхолле их, по крайней мере, презирают в ответ. Скажи, чем отличается Лилли Лэнтгри[66] от той же Лиз Страйд, кроме того, что ее развращенность не только вызывает восхищение, но и приносит ей хорошие гонорары? Троих очень состоятельных поклонников она даже довела до банкротства. Впрочем, эта тема вдохновляет меня на слишком длинные монологи, а они никогда не воспринимаются хорошо на сцене. – Она нахмурилась и посмотрела на меня. – Ты записала это имя, Нелл?

– Мм… Лэнгтри?

– Нет, имя человека, которого упомянул Брэм. Крафт-Эбинг. Если книга действительно такая… неприятная, как он намекает, ее будет сложно раздобыть. По крайней мере, я читаю на немецком: пришлось научиться для нужд оперного искусства. Стоит посетить киоски книготорговцев на левом берегу Сены, как только у нас появится время – а точнее, завтра, до того как мы увидимся с Брэмом.