Божестве, не только истощил Себя до зрака раба (Флп. 2:7), но и крест претерпел, о срамоте нерадив (Евр. 12:2), чтобы Своими страданиями истребить грех и смертью умертвить смерть.[630] Потому Иисус Христос, праведный Мздовоздаятель, ни за что так не награждает Своим человеколюбием, как за человеколюбие,[631] и на Страшном Суде Своем отвергнет козлищ, имеющих быть поставленными ошуюю (Мф. 25:33), не за грабительство, не за святотатство, не за прелюбодеяние или другие грехи, запрещенные законом, а за то, что не послужили Христу в лице бедных.[632] Надобно поэтому подражать Божию человеколюбию, тем более что и в человеке всего более божественно то, что он может благотворить.[633]

Напротив, жизнь в обществе дает широкое поле к обнаружению деятельной любви и самопожертвования, но при этом не так удобна для личного самоусовершенствования человека, потому что мешает ему сосредотачиваться и углубляться в самого себя, рассеивает его дух и ставит в ближайшую опасность увлечения мирскими соблазнами.

Другое сопоставление. Пустыннику, совершенствующему себя духовно, грозит опасность возгордиться своею праведностью. «Высока жизнь целомудренных нестяжателей, привитающих [634] в горах (ср. Пс. 10:1), но гордость и их низлагала неоднократно, потому что они, не измеряя своей добродетели другими совершеннейшими образцами, иногда в сердце своем именуют высотой то, что не высоко, а нередко, при пламенеющем уме, ноги, как горячие кони, несут их далее цели».[635] Что же касается мирянина, то он в большей мере, нежели пустынник, научается опытом жизни скромно думать о себе, не превозноситься своей праведностью, потому что видит вокруг себя нередкие превышающие его примеры добродетели, видит всюду пагубное действие зла и порока, видит постоянные нравственные падения, да и сам, быть может, не чужд их. Но, в свою очередь, живущему среди мирских соблазнов и пороков грозит своя опасность – совершенно отчаяться в возможности спасения и потому безнадежно и беспечно грешить.

И высокомерие пустынника, и отчаяние и духовная беспечность мирянина – две противоположные крайности, сходные в том одном, что обе в равной мере пагубны. «Не думай о себе слишком высоко, – поучает св. Григорий, – и не полагайся на свой ум, хотя ты и очень велемудр. Если и видишь кого ниже себя, не превозносись как всех превзошедший и находящийся близко к цели. Тот не достиг еще цели, кто не увидел предела своего пути. Много надобно иметь страха, но не должно приходить и в излишнюю робость. Высота низлагает на землю, надежда возносит к небу, а на великую гордыню гневается Бог. За иное можешь взяться руками, иного касайся только надеждой, а от иного вовсе откажись. И то признак целомудрия – знать меру своей жизни. Равно для тебя худо и отложить благую надежду, и возыметь слишком смелую мысль, что нетрудно быть совершенным. В том и другом случае твой ум стоит на худой дороге. Всегда старайся, чтобы стрела твоя попадала в самую цель, смотри, чтобы не залететь тебе далее заповеди великого Христа, остерегайся и не вполне исполнить заповедь; в обоих случаях цель не достигнута. И излишество часто бывает бесполезно, когда, желая новой славы, напрягаем стрелу сверх меры».[636] Кто думает много о себе и о своих духовных совершенствах, тому следует помнить, что ведь и он – такой же смертный, как и другие люди, «прах и снедь червей». А кто будет низко думать о себе и о своих духовных силах, не будет прилагать старания удаляться от греха и быть духовно совершенным, тому надо напомнить, что он – «Христова тварь, Христово дыхание, Христова честная часть, а потому вместе небесный и земной, приснопамятное творение, созданный бог, чрез Христовы страдания шествующий в нетленную славу».[637] Посему мирской человек не должен угождать плоти и слишком любить настоящую жизнь. И он должен отрешаться от земли и, постоянно шествуя к небу, созидать в себе прекраснейший храм Господу Богу, благоухающий чистыми словами и добрыми делами.[638]

Из приведенных сопоставлений жизни мирской и уединенной легко увидеть, что того, что составляет преимущество одной, недостает в другой. Поэтому св. Григорий Богослов сближает эти два пути жизни: по его мысли, они должны взаимно дополнять друг друга, так чтобы преимущественные элементы одного пути входили непременно и в содержание другого и в возможной мере осуществлялись на нем.

Так, св. Григорий похваляет в благочестивых иноках умеренность не только в общении с другими, но и в уклонении от общения. Монашествующему то и другое благопотребно: «уклонение от общения для собственного поучения тайнам Духа» и общение «для назидания других». Иноку хорошо быть умеренным не только в общении, чтобы сохранить уединение среди самого общества, но и в уклонении от общения, чтобы соблюсти братолюбие и человеколюбие среди самого уединения.[639]

Иноки, покидающие мир, часто ведут жизнь совместную, составляют из себя как бы сообщество и, таким образом, являются пустынниками лишь для прочих людей и для мира и общежительными друг для друга. Эта общинная жизнь доставляет инокам удобство к выполнению закона любви во взаимном угождении, в заботе друг о друге. Они умирают для мира и всего, что в мире, но взаимным примером поощряют друг друга к добродетели.[640] Это значит, что высшие нравственные начала, на которых основывается и которыми движется жизнь общественная вообще, суть вместе и начала жизни монастырской в том случае, когда иноки живут совместно, группами; жизнь иноческая здесь, по существу, не разнится от жизни общественной.[641]

Созерцание и уединение (существенные принадлежности жизни иноческой), в свою очередь, должны быть свойственны и жизни среди мирского общества. И здесь необходимо человеку помышлять больше всего о Боге, о спасении и жить лично самому для Бога.[642] И деятельность в обществе следует прерывать религиозным созерцанием, богомыслием и молитвой по примеру многих стяжавших себе бессмертную славу великих деятелей общественных и по примеру Самого Иисуса Христа. Знаем, например, что и св. Илия-пророк, ревностно боровшийся с языческим нечестием ради славы Иеговы, Бога Израилева, любо-мудрствовал на Кармиле. Знаем, что и великий Предтеча Господень Иоанн, своей общественной деятельностью и проповедью покаяния уготовлявший путь Спасителю, любомудрствовал в пустыне. Знаем, наконец, что и Сам Иисус Христос, совершивший дивные дела Свои открыто пред народом, Свою общественную деятельность прерывал молитвой – большей частью на свободе (то есть в уединении, когда не был окружен толпами народа) и в пустыне. В этом находим для себя урок – среди дел на поприще общественного служения иногда предаваться, по возможности, безмолвному и ничем не возмущаемому богомыслию и хотя бы на малое время возносить ум свой