— Ты повёл себя недостойно пионеру, — заезженной пластинкой повторила Леночка. Её что, не просветили, в чём меня нужно обвинять? — Ты признаёшь это?

— Что именно? — серьёзно не догонял я. Это она про портреты отличников школы или ещё про что-то?

— Ты вёл себя недостойно!

— Угу. Поясни мне, где, когда, с кем?

— С Романовой Светкой! — полыхнула румянцем Скворцова. — Ты рисовал её у себя на даче.

— Это запрещено советским законодательством? — реально удивился я.

— Это не по-пионерски так себя вести… — не столь эмоционально повторила Скворцова.

— Друзья, — обратился к классу. — Кто скажет чётко и внятно, по поводу чего мы здесь собрались, в чём меня обвиняют, что я недостойного сделал?

Класс загудел и… никто не высказался. Похоже, одноклассники сами не знали, в честь чего меня решили пропесочить, если до этого хвалили. Зато встала директриса, оправила пиджак и вышла на середину класса перед доской.

— Александр Увахин отказался рисовать отличников нашей школы и заслуженных учителей. Он проявил себя как несознательный член нашего общества, чем опозорил себя как пионер, — и уже повернувшись ко мне: — Александр, мы шли тебе навстречу, позволяли заниматься в институте, и вот она, благодарность!

— Я всё понял. Больше не буду ходить в институт и обязуюсь посещать школу все дни недели, — громко оповестил я всех присутствующих.

А что мне в том институте делать, если я даже корочку члена Союза уже получил? К тому же нужно к летней выставке готовиться, на это требуется время. Директрисе мои слова понравились и она решила меня подбодрить.

— Теперь о портретах: мой, три завуча и два заслуженных учителя. После восьмерых отличников.

— Портреты рисовать не буду, — спокойно ответил я.

— Как это не будешь?! Да мы тебя из пионеров исключим!

Угу, напугала ежа… Это она так орать на детишек может. Мне же на такие выступления начхать. Со мной такой номер не пройдёт. Я не испугался Хрущёву высказать, что думаю

— Уже представляю себе статью в газете. Директор школы такой-то потребовала от ребёнка одиннадцати лет профессиональные картины маслом, пригрозив в случае неповиновения исключить из пионерской организации.

Опешили все. Даже моим одноклассникам стало понятно, что претензии директрисы полный бред. На этом собрание и завершилось. Никто ни за что не проголосовал. Я пообещал ходить в школу все дни недели, и народ разошёлся по домам. Не думаю, что директриса мне это простит и забудет. Найдёт чем зацепить, и по этой причине я решил действовать на опережение.

— Миша, Света, — позвал я друзей. — Пойдёмте ко мне домой. Поможете стенгазету сделать.

Светка по пути тихонько всхлипывала и жаловалась на то, что девчонки ей бойкот объявили. Назвали занятие натурщика позорным для пионера и так далее.

— Ты же знаешь, что это не так, — подбодрил я Романову, не понимая, кому взбрело в голову, что мы со Светой были на даче вдвоём. — Сейчас стенгазету сделаем, в понедельник в школу принесём и сразу заткнутся.

Мишка по пути отпросился занести портфель и предупредить своих, где он задержится. После лёгкого перекуса у нас на кухне мы приступили к созданию стенгазеты, расположившись на полу в коридоре, поскольку в моей комнате места не хватило бы. Я склеил три листа ватмана и стал отбирать фото. Отец с маман собрались в ресторан, но на занятие детей посмотрели благосклонно, обошли склеенные листы и покинули квартиру.

Миша и Света быстро подключились к работе. Увлеклись так, что забыли изначально, для чего я их пригласил. Никто из класса и учителей на выставку в Манеж не ходил и не был в курсе того, что я лично с Хрущёвым общался. В газетах этот факт не отразили. Фото с выставки отображали мой триптих и общие планы правительственной группы. Моя физиономия если где и засветилась, то в печать не попала.

На стенгазете решено было вначале дать небольшой очерк посещения выставки. Кадры я выбирал такие, чтобы не было видно скандальных картин художников. Миша стал аккуратно приклеивать фотографии, а я писал к ним комментарии. Типа товарищ Фурцева разглядывает мою работу, первый секретарь Союза художников Владимир Серов высказывает похвалу, товарищ Хрущёв благодарит.

Добавили и много летних фото, где уставшая Светка сидит, поджав ножки и прислонившись головой к стене дома, она же в кресле качалке с холодным компрессом на лбу. Это у меня был самодельный полог на крыше, а натурщикам приходилось жариться в самый солнцепёк. Освещение менялось быстро, тени на лицах смещались, но тело и конечности я продолжал писать в течение часа, а то и дольше. Всем было жарко, утомительно, а порой и тяжело. Именно этот труд я и попытался отобразить. То, как я делаю наброски, раскладываю по полу этюды и намечаю первые эскизы триптиха.

Добавили на стенгазету фото триптиха, отдельно увеличенный фрагмент с «летящей девочкой». Мишка выпросил для себя одно из них. В чёрно-белом изображении Света смотрелась сказочной парящей принцессой. И напоследок приклеили большую фотографию, демонстрирующую, как Хрущёв пожимает мне руку.

Светка заметно приободрилась, да и Михаил перестал за нас переживать.

Мы снова оккупировали кухню и спокойно под пирожки обсудили, кто и как видит себя после школы. Светочка пока не определилась. Ей определённо понравилось быть моделью. Я заметил, что если она хочет демонстрировать одежду, то нужно уже сейчас начать следить за фигурой. Прочитал краткую лекцию о том, что мода на пухлых манекенщиц пройдёт и подиумы займут стройные девушки.

Мишка пробурчал, что это не профессия для порядочной девушки, но я его отвлёк беседой по математике. Левинсон ею серьёзно увлёкся, и я обещал позаниматься с мальчишкой отдельно.

Дяде Вове я позвонил на следующий день, сообщив, что больше не вижу смысла ездить в институт. Лишнего времени нет. Жаловаться на директрису или кого-то другого не стал. Сам разберусь со своими проблемами.

И в понедельник поволок в школу рулон с самодельной стенгазетой. Мы с Мишкой её развесили на стене в классной комнате и стали наблюдать со стороны за реакцией одноклассников, а после и учителей. Стенгазету почти сразу сняли и унесли, я хотел было возмутиться, что это мои личные фото, но Ирина Павловна заверила, что ничего не пропадёт. Мой фотоотчёт повесят в фойе, чтобы вся школа посмотрела. Вот спасибо! Вообще-то Светка подошла и высказала благодарность, её перестали обзывать «натурщицей» и бойкотировать. Теперь она ходила задрав нос и демонстративно не общалась с одноклассницами. Я опять стал уважаемым пионером, а не выскочкой.

В школьную жизнь пришлось окунуться с головой, увеличив время посещения спортивной секции и продолжая клепать стенгазеты для любого мало-мальски значимого события.

В середине декабря позвонил Леонид Рабичев. Я уже и забыл, что давал ему свой номер. А тут маман к телефону позвала, не пояснив толком, кто спрашивает. На самом деле я и сам сразу не понял кто это. Голос Леонида звучал так, будто он слегка пьян.