Теперь я точно знала, что двигало триадой ведьм: они не просто выперли отца в темноту и разбили зеркало – ведьмы отважились уничтожить самый сильный, самый могущественный артефакт, который когда-либо существовал в их мире. И мое нынешнее появление в зазеркалье могло нарушить установленное равновесие.

– Но почему драконы сами не несут артефакты, а посылают Гончих? Ведь часть из них не добирается до конечной точки. Они или погибают, или их еще на старте перехватывают нейверы и повстанцы. Куда проще было бы собирать амулеты драконам и стремглав лететь в храм, минуя Демонову падь и долгий путь через море. К чему ухищрения?

– Они вынуждены идти на огромные затраты, – отец опять широко улыбался. – Не сразу, но до драконов должно было дойти, что только тот амулет проснется, к какому не прикасалась их лапа. Мы, демоны, не дураки: каждый оказавшийся у нас артефакт заговаривался, чтобы, попав в руки врага, не служил ему.

– Понятно. Драконы загребают жар чужими руками.

Я надолго замолчала, и отец не мешал мне. Мне следовало решить, как я буду жить дальше. Напрасно в меня вдалбливала социалистические лозунги баб Нюра, или во мне перевесит демоническая сущность, и я начну творить зло. Иного результата от союза с отцом я не ждала.

После длительного раздумья, я мысленно подвела итоги моего разговора с объявившимся родственником.

Первое: все ложь. Нет никакого жениха Федора, есть драконы, которые собирают амулеты и через Гончих отправляют их в храм богини Тьмы, чтобы та вновь вдохнула в них силу: после пребывания в чужих мирах артефакты требуют подзарядки от магического аккумулятора.

Второе: те артефакты, что побывали в руках бывшего главнокомандующего армией демонов или принесены к алтарю самими драконами, безнадежно испорчены и ничего из себя не представляют.

Третье: я – Пожиратель, способный опустошить любой амулет. Достаточно подержать его в руках. Мои поцелуи надолго выбивают магов из колеи. Демоны могут не волноваться.

Четвертое: я полукровка, рожденная от человеческой женщины и демона, угробившего целое королевство. Я не уверена, что была зачата в любви или хотя бы при обоюдном влечении. Я есть сосуд, в который можно поместить еще кучу магических способностей. Для того и предназначена.

Пятое: я есть Жажда, и любой мой эмоциональный всплеск и неосторожное желание могут привести к катастрофе. Управлять даром меня научит отец, знакомство с которым, я уверена, не принесет ни мне, ни остальным людям ничего хорошего.

Шестое: я люблю Эливентора, но должна держаться от него подальше, поскольку руки моего отца в крови его родителей. Лорд Эндраде Востри чистое зло.

Я посмотрела вдаль. Туда, куда ушел любимый.

– Пора бы ему вернуться, – прошептала я, так и не решив, что делать со своей любовью и всем тем, что только что узнала.

Отец, покусывая травинку, хмыкнул.

– Он не вернется.

– Почему? – живо отреагировала я. Плохое предчувствие скрутилось змеей под сердцем.

– Я воспользовался темнотой и навесил на него амулет забвения. Как только он покинет зазеркалье, будет помнить о чем угодно, только не о чувствах к тебе и не об открытиях в королевстве Вулканов. Он сделается прежним эльфом, любящим своего приемного отца и бабушку.

– Так ты знал, кто такой Эливентор?

– Милая, я же говорю, что наблюдал за тобой через зеркала, которых в подземелье полно, – он покрутил перед моим носом своим осколком. Он играл им всю нашу беседу, посылая лучи, отражающиеся от гейзера, в разные стороны. Острый, опасный, он казался мне молчаливой угрозой.

– А если Эли снимет амулет забвения? – я прищурила глаза.

– Ты не забыла, что я самый могущественный из живущих магов? В сердце твоего мальчика, с каждым шагом удаляющегося от тебя, разрастается холод. Амулет снять можно, холод из сердца не вытравишь. Надеюсь, ты не успела в него влюбиться?

– Нет, что ты, – я смотрела прямо в глаза. Нельзя, чтобы отец шантажировал меня Эливентором. Он жив, пока я веду себя как бесчувственная сука.

– Ты все понимаешь правильно, дочь, – лорд Востри удовлетворенно кивнул.

Вот и все.

Седьмое: я возненавидела подруг, узнала, как меня обманул Федор, встретила отца, которого встречать не следовало, и потеряла навсегда Эливентора. Я у разбитого корыта.

– Раз Эливентор не вернется за мной, то как мы отсюда выберемся?

– О, – отец с готовностью поднялся, – настал момент, которого я так долго ждал. Моя дочь выведет меня из тьмы.

– Я?!

– Ты. Жажда откроет любую темницу. Только пожелай.

– Не встреть я тебя, смогла бы выбраться отсюда самостоятельно?

– Да. Отчаявшись, ты пожелала бы найти выход и нашла бы его.

Черт. Черт, черт, черт. Зря я отпустила Эливентора. Не следовало прерывать наш последний поцелуй. Мое нежелание расставаться с ним могло совершить чудо, а я все испортила своим «Брось меня».

– Дочь, дай только выбраться, и я всему миру покажу, на что способен.

Ты уже показал, папа. И то, что я увидела, мне не понравилось.

– Чтобы исполнилось желание, что я должна делать? Какие-то пассы руками? Или достаточно просто сильно захотеть?

– Надо проговорить желание вслух.

– Всего-то? Обычно я обходилась мысленными командами.

– Так можно ошибиться. Мысли имеют способность путаться.

– Хорошо, папа. Я рада, что судьба свела меня с тобой. Я извлекла много уроков.

Я, готовясь к выходу из тьмы, в нерешительности мяла пальцы. Отец улыбался, подбадривая меня. Заметно нервничал, крутя в руках обломок зеркала. Ждал, когда я произнесу заветные слова, чтобы не упустить шанс покончить со своим многолетним заключением. Но как я могу позволить тому, кто несет в себе зло, выйти на свет?

В любом случае, открою я портал или сотворю зеркало, мне не справиться с могущественным демоном. Мне не хватит сил ни вытолкать его назад, ни разбить зеркало, и он об этом знает.

– На одних желаниях далеко не уедешь, – произнесла я, и развернула на пальце Ключ. Я ничем не рисковала, если бы Ключ вдруг заартачился и не открыл «вещевой» портал. Мало ли какое кольцо я, волнуясь, кручу? Но подарок королевы-матери не подвел, распахнул свой небольшой зев, в который я тут же нырнула.

– Лервила?! – отец растерялся, а когда понял, что другого выхода не будет, кинулся следом, но осознание того, что ему никакими силами не пробраться в узкую щель, сделало его лицо страшным. Пытаясь достать меня, он махал зажатым в руке осколком, как кинжалом, круша все, до чего дотягивался. Кровь капала с его руки, и зеркало делалось скользким.

Мне не нужно, чтобы отец следил за мной.

Схватив первую же попавшуюся книгу – каталог путешественника, я ударила по осколку и выбила его из израненной руки.