Однако на заре существования Османского государства и его армии об этом говорить было еще рано. Что представляла собой армия молодого турецкого государства в первые десятилетия его существования, до начала военной революции? Очевидно, что на первых порах в основу османской военной машины была положена традиционная, отработанная веками кочевниками Азии система, основанная на взаимодействии многочисленной легкой и относительно незначительной по числу, но хорошо подготовленной и снаряженной тяжелой иррегулярной конницы. Примечательно, что в османской армии длительное время сохранялись отряды ополченцев, выставляемых кочевниками-юрюками, которые частью жили на территории Анатолии, а частью были расселены во Фракии после ее покорения османами (в XVI в. – до 40 тыс. семейств). Служба юрюков была организована в порядке очередности – согласно законам султана Мехмеда II Фатиха, оджак из 24 военнообязанных юрюков-ямаков выставлял в поход полностью снаряженного всадника-эшкинджи (лук, стрелы, кольчуга, меч, щит) и 3 обозных слуг-чаталов399.

Характер вооружения и высокая подвижность османских ратей обусловили и присущую им ориентацию на ведение «малой» войны, на истощение неприятеля посредством стремительных набегов с целью опустошить территорию противника, захватить пленных, имущество и скот. Этим занималась легкая иррегулярная конница – акынджи, о которой современник писал, что ее название означает «…текущие; они подобны лавине червей, после дождя падающих с яблок. Из-за этих лавин происходят большие наводнения, стремительные потоки выливаются из берегов; если они что-нибудь захватят, то все несут с собой, но длятся они недолго. Таковы же и быстроходные всадники, или текущие турки, которые находятся недолго, но, пока они владычествуют, они все захватят, все ограбят, перебьют и уничтожат так, что много лет после этого там не будет кричать петух». При этом он подчеркивал, что акынджи «…набираются добровольно и по своей воле и за свой счет ездят в походы… Они живут тем, что добудут; и для этого берегут коней, ожидая, когда их куда-либо позовут в поход; они всегда готовы, и не нужно им приказывать или платить за службу и покрывать издержки. А если кто иной захочет поехать в поход, они таким одалживают своих коней исполу…»400.

Примером такой тактики может служить описание византийским историком Никифором Григорой набега турецкого войска во главе с Орханом на Константинополь: «У него (т. е. у Орхана. – П.В.) было предположено, истребив наперед всех городских жителей, занятых вне города уборкой хлеба, и всех обитателей окрестных сел, занять потом две ближайшие к городу крепости и отсюда, как из твердой точки опоры, действовать против византийцев. Зная, что римляне не имеют достаточных сил, будучи истощены и изнурены недостатком в деньгах и частыми набегами врагов, и, кроме того, имея на своей стороне галатских латинян, он надеялся безо всякого труда овладеть столицей»401. Упор делался на скорость, маневренность, неожиданность, уклонение от генерального сражения с неприятелем. Если же дело все-таки доходило до генерального сражения, тогда в ход пускался традиционный сценарий битвы, включавший в себя, как указывал М.В. Горелик, три «соступа» – лучный, копейный и клинковый. «Метательным оружием расстраивались ряды противника, – продолжал историк, – шоковая атака с копьями полностью ломала строй врага и обращала его в бегство, клинками уничтожалась его живая сила…»402. При этом всадники накатывались на неприятеля волнами (арабск. ал-карр вал-фарр) – не сумев опрокинуть противника в первой атаке, они откатывались назад, а затем снова повторяли атаку и так до тех пор, пока дрогнувший враг не обращался в бегство403.

Однако то, что хорошо зарекомендовало себя в ходе «малой» пограничной войны, не вполне соответствовало условиям гористой Малой Азии, где традиционные преимущества легкой иррегулярной степной конницы не могли быть в полной мере реализованы. Легковооруженные акынджи, составлявшие основу османского войска в XIII – начале XIV в., как показал опыт сражений с византийцами в Малой Азии, обладали недостаточной боеспособностью. Они могли нанести поражение неприятелю, но тот всегда мог отойти под защиту фортификаций многочисленных городов и крепостей, против которых они были бессильны. Достаточно указать на ставший хрестоматийным пример с осадой турками г. Брусы. Не имея в достаточном количестве боеспособной пехоты и осадной техники, Осман и его сын Орхан были вынуждены установить полную блокаду этого города. Однако туркам потребовалось целых 10 лет для того, чтобы истощенные голодом защитники Брусы капитулировали.

Кроме того, явно недостаточной оказалась и подготовка акынджи, среди которых было немало добровольцев-гази, сражавшихся против византийцев и их союзников по религиозным соображениям. Современник свидетельствовал, что такие добровольцы-гази считали, что «…если те (т. е. выступившие в поход гази. – П.В.) что-либо добудут и принесут, то они считают это удачей, а если ничего не принесут, они так говорят друг другу: «У нас не было добычи, но мы получили большое отпущение грехов так же, как и все, кто ведет борьбу с гяурами и участвует в походе против них, а в такой поход мы и ходили»404.

Будучи великолепными стрелками и индивидуальными бойцами, акынджи не слишком преуспевали в коллективных действиях. Первая же их встреча с воинами-профессионалами, каталонскими наемниками-альмугаварами во главе с Роже де Флором завершилась серией серьезных поражений для воинов Османа.

Для того чтобы успешно противостоять европейским наемным солдатам-профессионалам, брать многочисленные крепости и укрепленные города и в Малой Азии, и во Фракии, превосходная иррегулярная турецкая конница нуждалась в срочном усилении пехотой и современной осадной техникой. Это было обязательным условием завоевания турецкими правителями гегемонии в Малой Азии не на словах, а на деле. Кроме того, османский бей нуждался в надежной военной силе, которая могла бы стать его личной армией, противовесом племенному ополчению, отрядам гази и в особенности дружинам вассальных беев. Между тем, как отмечал британский историк С. Рансимен, «…турецкие гази были прежде всего воинами-завоевателями, которые вовсе не желали подчиняться какой-то организованной власти (выделено нами. – П.В.)». Одним словом, статус гази на ранних этапах существования Османского государства можно сравнить в известной степени с отношениями Московского государства и донских казаков в XVI–XVII вв., когда последние были скорее союзниками московских государей, но никак не их подданными. Сомнительной была и верность вассальных уджбеев. Так, поражение султана Баязида I в битве с Тамерланом при Ангоре в 1402 г. во многом было обусловлено изменой ряда турецких беев. Однако, как отмечал турецкий историк К. Карпат, центральное правительство вынуждено было сотрудничать с ними, ибо, не имея ни сильной постоянной армии, ни разветвленного бюрократического аппарата, во многом зависело от уджбеев, в чьих руках была реальная сила405.

Необходимо было также поднять и уровень профессионализма конницы – этой главной ударной силы османского войска. Именно в этом направлении и развивалась армия молодого турецкого государства в последующие десятилетия. Турки, как и римляне, умели хорошо учиться, во всяком случае, на первых порах своей истории.