Приподняв брови, я обратилась к Джеку:

– Довольно старомодно, не правда ли?

Я говорила шепотом, казалось неприличным вторгаться в эту тишину. Обстановка напоминала читальный зал, только словами были мелодии, а рассказы превратились в песни.

Мы смотрели на стену с фотографиями, а на нас смотрело прошлое. Черно-белые танцзалы, сотни фокстротов, навсегда остановленные объективом фотокамеры, эстрады, переполненные музыкантами, деревянные полы, ломящиеся от танцующих. Здесь были и дирижеры джаз-оркестров с занесенной палочкой, и певцы, прильнувшие к хромированным микрофонам.

– История, – сказала я. – Вон еще целые пачки. – Я указала на коробки под прилавком, где сотни фотографий, завернутые в целлофан, ждали своей очереди.

– А вдруг и мы где-нибудь есть? – загорелась Элси.

– Вряд ли, – усомнилась я. – Мы всегда были недостаточно нарядны, несмотря на все старания Гвен.

Джек подошел ближе к фотографиям.

– Снова Эл Боулли, – указал он на верхний ряд. – Везде успевал, получается?

– Клактон-он-Си, 1939 год, – послышалось из глубины магазина.

Я даже вздрогнула. Когда мы обернулись, в углу стоял человек и пристально смотрел на нас из-за тубы.

– Эла Боулли называли первой поп-звездой Британии. – Хозяин магазина вышел на свет. Невысокий, пухлый, усики в ниточку, настолько тонкие, что я не поняла, зачем он их вообще отращивает. – В свое время был предметом всеобщего обожания.

– Я помню его гибель, – закивала Элси. – Все были вне себя от горя.

– Война забрала слишком многих и слишком рано. – Хозяин молитвенно сложил ладони. – Хотя трагедия с Боулли еще болезненнее, учитывая обстоятельства.

Джек крутанул трость:

– А что произошло?

Хозяин магазина рассказал, как Эл Боулли читал в кровати и, когда зазвучала сирена воздушной тревоги, решил остаться с книгой в спальне, не спускаться в бомбоубежище.

– Его нашли после отбоя. На теле ни царапины, скончался от тяжелой контузии.

– От этих кадров тянет вернуться в прошлое, – призналась я, – и убедить Эла Боулли спуститься в убежище. Объяснить, что у него впереди будут еще тысячи книг, если он переменит решение.

Мы смотрели на фотографию.

– Маленькие решения, – сказал Джек. – Именно маленькие решения кардинально меняют жизнь.

Хозяин магазина кашлянул и разжал руки.

– А вас интересовал именно Эл Боулли?

Я оглядела магазин.

– Да, – ответила я. – Нет. Честно говоря, я не знаю.

Человек сжал губы, усики встопорщились на верхней губе.

– Не знаете?

Джек выступил вперед:

– Мы ищем человека по имени Габриэль Прайс и считаем, что он может быть как-то связан с вашим магазином или Элом Боулли. Или, может, он никак не связан, и мы лаем не на то дерево?

Человек улыбнулся, и усики снова разгладились.

– Габриэль Прайс! Отчего же не на то дерево? Очень даже на то, если хотите знать мое мнение.

Хэнди Саймон

Парковые ворота явно были гвоздем программы Барри: он начал историю об отрубленной руке, размахивая тростью и завывая на разные голоса. На улице поднялся ветер, и Саймон поймал себя на мысли, что лучше бы оказаться сейчас в теплом отеле с бокалом мятного ликера. Судя по всему, так думал не только он: группа экскурсантов начала истончаться. Пара старух отстали, задержавшись у витрины обувного магазина, кто-то убрел к краю дороги и изучал расписание автобусов.

– Нельзя ли нам всем держаться вместе? – крикнула мисс Амброуз на всю улицу, но ее слова потонули в шуме, вылетавшем через открывшуюся дверь паба. Она повернулась к Саймону: – Не пора ли их пересчитать?

Саймон глубоко вздохнул и вынул папку из рюкзака. В отсутствие мисс Биссель он надеялся на несколько часов забыть о пересчете голов, но влияние мисс Биссель оказалось более стойким, чем сама мисс Биссель. Иногда было даже легче, если она присутствовала лично.

Когда Саймон закончил, мисс Амброуз взяла у него папку и просмотрела имена.

– Полагаю, Флоренс опять во что-то впуталась?

– Наверное, заседает в общественном туалете, – сказал Саймон. – Или задержались у витрины благотворительного магазина. Или они ушли вперед.

Мисс Амброуз шагнула на дорогу оглядеться.

– Осторожнее! – Габриэль Прайс отдернул ее за локоть от мчавшегося мопеда. – Нужно быть осторожнее, мисс Амброуз. Мог произойти пренеприятнейший инцидент.

– Мистер Прайс. – Она подняла на него глаза, украдкой пытаясь отдышаться. – Я только проверить… Мы, кажется, потеряли Флоренс и ее друзей.

Габриэль Прайс поднял сумку мисс Амброуз, упавшую в канаву, и протянул хозяйке.

– Мне кажется, вы найдете их в музыкальном магазине.

– А я не знал, что мисс Клэйборн любит музыку, – удивился Саймон.

Габриэль Прайс улыбнулся:

– Вот по этому поводу ничего не могу сказать.

– Мне бы хотелось, чтобы все держались кучно. – Мисс Амброуз наконец восстановила дыхание. – Я ожидала более ответственного поведения хотя бы от миссис Ханимен, обычно она такая покладистая.

– Миссис Ханимен?

– Да. Она ведь с ними? Ее мы тоже не можем найти.

– Вряд ли они вместе, – озабоченно сказал Прайс. – Я не видел миссис Ханимен с самого Уэст-Клиффа.

Саймон почувствовал, как под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия.

Флоренс

– Музыкант? – ахнули мы хором и замерли в ожидании вердикта. Джек сжал ручку трости, а мои руки сами нашли пояс пальто.

– О да! К тому же уроженец Уитби. – Наш собеседник с тонкими усиками зарылся в коробки с фотографиями по самые плечи. Его голос доносился из-под прилавка. – Бродячий музыкант. Переходил из группы в группу – их после войны много было.

– Почему? – спросила Элси у макушки владельца магазина, перегнувшись через прилавок.

– Война многих согнала с насиженных мест. Люди чувствовали себя ничем не связанными, свободными. – Владелец магазина вынырнул из-под прилавка с коробкой обернутых пленкой фотографий. – Кочевали от работы к работе, с места на место, пытаясь решить, кто они, в новых условиях…

– Современные менестрели, – кивнул Джек.

– Можно и так сказать. – Хозяин магазина перебирал фотографии. – Только скорее барабанщики, чем цимбалисты. Впрочем, Габриэль Прайс был пианистом.

Я перестала крутить пояс.

– Я однажды видела пианиста в ратуше. Помню, глаз не могла оторвать от его рук на клавишах. У него на мизинце было кольцо, очень тонкое, необычное, мужчины таких не носят. – Я замолчала, не решаясь спросить: «А Габриэль Прайс носил кольцо?» Иногда мысли могут увести в такие дебри, что трудно найти дорогу обратно.