Иногда помню, а иногда нет. Порой я говорю умные вещи, а в другие разы ерунду. В голове все кажется правильным, но стоит произнести фразу вслух, попадаешь впросак. Я понимаю по взглядам людей, когда говорю что-то не то, но, хоть убей, не могу предсказать заранее.

С Эйлин Эверест я, оказывается, ошиблась. Мы возвращались с баржи Сирила, когда я сказала:

– Бедняжка Эйлин Эверест, я часто о ней думаю…

И почувствовала на себе взгляд Элси:

– Почему вдруг она бедняжка?

– Ну как же, погибнуть под колесами, не узнать настоящей жизни…

Поглядев на Элси, я поняла, что сказала не то.

– В Лландидно, – добавила я.

– Флоренс, она не ездила ни в какое Лландидно! Если мисс Амброуз услышит, что ты несешь, ты и договорить не успеешь!

– А куда же она тогда поехала? – растерялась я.

Элси неожиданно улыбнулась:

– В Уитби, разве ты не помнишь?

Ничего я не помню, кроме той сцены, когда мы стояли с мамами на ступенях ратуши и смотрели вверх на большие часы.

– Да? – переспросила я.

– Снова уловила длинную секунду, Флоренс, ты же посоветовав им перебраться в Уитби. Эйлин Эверест в итоге так и не поехала в Лландидно. Ты ее удержала.

Флоренс

Полицейский поднял руку. Оптимист, три раза это уже не помогло и вряд ли подействует сейчас.

– Нельзя ли всем быть чуть потише? – попросил он. – Мы стараемся найти возможность поговорить с каждым отдельно!

Но вторая половина его фразы потонула в соревновании по крику между двумя старухами, выяснявшими, кто выше по званию – старший инспектор или суперинтендант.

– Может, нам расположиться в одном из номеров? – предложила мисс Амброуз.

Владелицу гостиницы звали Гейл. Гейл через «е». Представляясь, она всякий раз объясняла, как пишется ее имя, хотя еще никто не кинулся его записывать. Она явственно фыркнула:

– Что, еще один?

Мисс Биссель упала в обморок у китовой арки, ее отнесли в кухню и оставили в компании сержанта полиции и бутыли бренди.

– Может, в холл с телевизором? – рискнула мисс Амброуз.

– Исключено, сегодня вторник, – довольно таинственно отказала Гейл, но пояснять не стала. – Так и быть, можете воспользоваться комнатой для персонала, только к восьми потрудитесь закончить. У меня новая смена придет, и мне тоже нужно переодеться.

Мы сидели в ряд, ожидая своей очереди. Обстановка комнаты отдыха персонала к отдыху не располагала: стулья были деревянные и разномастные, некоторые явно сбежали из столовой и стремились доказать свою полезность даже на клею и скотче. Входили люди, не обращая на нас внимания, хлопали дверцами шкафов и поворачивали ключи, надевали форменную одежду и превращались в кого-то еще. Я барабанила ногами, чтобы скоротать время, но Элси посмотрела на меня в упор, и я начала постукивать пальцами по вчерашнему меню.

– Как думаете, где может быть Ронни? – повторяла я. – Кто-то должен за ним следить!

– Снаружи, у гостиницы. – Джек кивнул на входную дверь. – Он будет держаться на виду, вместе с остальными. Ему не с руки пакостить, когда вокруг столько полиции.

– Почему бы нам не сыграть в игру? – предложила Элси. – Возьмем вон ту полку!

Я посмотрела на полку.

– Часы, открытки, засыхающий цветок. – Я поколебалась. – Свечка?

– Больше, – сказала Элси.

– Подсвечник?

– Молодец!

– Профессор Плам с подсвечником в зимнем саду, – выпалила я и удивилась: – Слушай, а почему я это сейчас сказала?

– Это из настольной игры. Ты иногда играешь в нее в общей гостиной после недолгих уговоров.

– Да? Не помню. Куда, по-твоему, подевалась миссис Ханимен?

Элси задумалась:

– Может, просто заблудилась, убрела куда-то. Такое бывает.

– Она вернется, – вмешался Джек. – Вот увидите.

Я подобной уверенности не разделяла. Старики пропадают постоянно, а мы, мимолетно посочувствовав, переворачиваем газетный лист. Возвращаются ли потерявшиеся домой? Не знаю. Элси заметила, что надо бы полить растение на полке, и я ухватилась за эту мысль. Порой нужно сосредоточиться на маленькой проблеме, чтобы не давать себе изводиться из-за большой.

Джек повернулся на стуле и в шестой раз посмотрел на дверь.

– От этого дело не пойдет быстрее, – напомнила Элси.

– Полицейский допрос – самое интересное событие за много лет, – добавила я. – Люди не сдадутся без борьбы.

– Не понимаю, для чего им вообще нас допрашивать, – повернулся к нам Джек. – Нас там даже не было, мы ходили в музыкальный магазин!

– Ну, это пока не спросят о причине, для чего нам понадобилось в музыкальный магазин…

– Думаешь, им будет интересно? – загорелась Элси.

– Это свободная страна, – пожал плечами Джек.

В этот момент дверь в комнату для персонала открылась, и полицейский проводил последнего допрошенного, который все еще договаривал:

– …и вот для чего я плачу свои налоги!

Полицейский кивал, загораживая проход обратно в кабинет своими широкими плечами. Джек с трудом поднялся на ноги.

– Я следующий, – вызвался он.

Но Хэнди Саймон опередил нас и скрылся в кабинете.

– Ну, знаете, – только и сказал Джек, глядя на закрывшуюся дверь.

Я прищурилась на полку на стене напротив:

– Пожалуй, полью-ка я этот цветок.

Хэнди Саймон

Хэнди Саймон недолюбливал полицию. Однажды его остановили, потому что он ехал с включенными стоп-сигналами, и Саймон еще три дня приходил в себя. На него действовала не полицейская форма – он привык к отцовской, а опасение, что его примут за кого-то другого. Саймон считал себя похожим на фотороботы из сводки криминальных новостей. У него лицо такое – стандартное. В зеркале Саймон ничего такого не замечал, но люди-то видят, поэтому всякий раз, заслышав громкий хлопок, он торопился взглянуть на часы и запоминал, чем был занят в эту минуту, на случай, если это был выстрел и теперь его посадят в одну камеру с татуировщиком по имени Дэрил.

Полицейский за письменным столом улыбнулся. Почему, Саймон не понял: не то из желания ободрить, не то обрадовавшись неожиданному узнаванию.

– Прежде всего давайте уточним некоторые детали. – Полицейский занес ручку над бумагой.

Как можно четче Саймон подтвердил свое имя и адрес, даже повторил пару раз – для верности.

– Сколько вы работаете в «Вишневом дереве»?

– Чуть больше пяти лет. Пять лет, два месяца и пятнадцать дней.