было на Русь, которую они склонны считать исключительно своей безраздельной «сферой влияния». Оттон I прибыл в Рим – было самое время начинать переговоры с византийцами. Во время этих переговоров немцы готовы были демонстративно «пожертвовать фигурами», в частности и «Русской епископией». Естественно, «жертвы» должны были оплатить легитимацию со стороны Константинополя императорского титула короля Германии. Но переговоры провалились. Причина – в позиции княгини Ольги, которая лишь в отношении с Германией проводила «платоническую политику», но не в отношении Византии. Демонстрируя Роману II возможность разворота на Запад, княгиня вовсе не собиралась и в самом деле этот разворот делать. Точнее так: интерес к Западу был, но не в ущерб доминирующему вектору ориентированности на Византию. Поэтому для войны с арабами Ольга отправила русских воинов, и византийцы с их помощью освободили от мусульман весной 961 года Крит и иные острова Эгейского моря. Княгиня показала и возможности «разворота», и весомость поддержки, а потому в праве была рассчитывать на качественно новое состояние русско-византийских отношений.

Реальная помощь русских убедила византийцев не принимать всерьез на переговорах о легитимности западного императорского титула фикцию с «русской епископией». Роман II понимал, что той помощи, которую ему оказывает Русь, Византия не получит от конкурирующей Западной империи. И сменивший на троне Романа II стратиг Никифор Фока по той же причине в 968 году отверг просьбу Оттона I о династическом породнении. Германскому послу Лиутпранду была дана не щадившая германского самолюбия отповедь, суть которой в том, что «рожденная в пурпуре» (т. е. представительница Македонской императорской династии) не может быть женой варвара, даже если он король. Лиутпранд, человек просвещенный и многознающий, пытался возражать, указывая на брак болгарского царя Петра с внучкой Романа I Лакапина, но это только усилило гнев византийского императора, который слишком откровенно дал понять, что в Константинополе не видят особой разницы между западным христианином и варваром-язычником. Причины отказа были, конечно, политические: Никифору ли было не знать, сколь жизненно важна и действенна помощь Руси? Это ведь он, будучи стратегом, освобождал от арабов Крит, ведя в бой славянских дружинников. И теперь Византия получила от княгини Ольги помощь в борьбе с мятежной Болгарией! И случись княгине Ольге, после того, как Святослав выполнил бы союзные обязательства на Балканах, обратиться в Константинополь с просьбой о династическом браке, вряд ли Никифор Фока правительнице Руси ответил бы отказом. Другое дело, что «человек предполагает, а Бог располагает»: именно тогда, когда Никифор Фока принимал посольство Лиутпранда, князь Святослав, чувствуя, что дни старой княгини Ольги подходят к концу, начал тайно свою авантюрную «игру»; в скором времени смерть унесет и княгиню Ольгу, и Никифора Фоку, а отношения Византии и Руси из-за войны Святослава на Балканах станут такими, что «хуже некуда». Только тогда очередной император Иоанн Цимисхий ответил согласием Германии о брачном союзе двух империй.

А епископ Адальберт во время первых переговоров послов Оттона Великого и Романа II был в Киеве. Но его пребывание там оказалось безрезультатным. Адальберту впоследствии было совершенно нечего рассказать о своем пребывании в столице Руси: во всяком случае, ничего хорошего; писать же плохое, т. е. свидетельствовать о полном провале миссии, конечно, не хотелось. В дипломатических «хороводах» вокруг Византии Оттон I блефовал с созданием «русской епископии»; блефовала и княгиня Ольга со своим «обращением к Западу» и приемом епископа Адальберта. «Продолжатель Регинона» (а им, скорее всего, и был монах Вайзенбергского монастыря, и он же «русский епископ» Адальберт) напишет, что послы княгини Ольги прибыли к Оттону Великому «притворно», что было, очевидно, правдой, которая слишком поздно стала понятна бенедиктинцу. Понял ли он, что и то посольство, которое он возглавлял, и которое стоило немалых трудов, тоже было «притворно»? Очевидно, что крупные «политические игроки», Оттон I и Ольга Мудрая, не посвящали исполнителей в свои стратегические планы. Адальберта жалко – он, надо полагать, был миссионером искренним и страстным, прибыв в Киев приступил к своему делу всерьез, что и вызвало ненужный конфликт. До времени западную миссию выставили из Киева, т. е. расставание оказалось отнюдь не мирным. Но раздражение княгини касалось не отношений с вообще Западом, а именно с пребыванием данного посольства: «политическая игра» – она и есть «игра», и на дипломатических отношениях Руси и Германии скандал с посольством Адальберта никак не сказался.

Но Ярополк Святославич, в отличие от своей великой бабки, отнюдь не лукавил и не блефовал. Его интерес к союзу с Оттоном II был совершенно искренним. В известной степени это было связано и с тем, что за короткое время изменилась ситуация. Княгиня Ольга, будь у нее чуть больше времени и имей она дельного и верного ее делу наследника, добилась бы качественного изменения позиции Византии в отношении Руси. Но Святослав Игоревич своей авантюрной политикой все разрушил и способствовал росту крайнего недоверия к русским в Константинополе. После гибели Святослава на днепровских порогах торговля на Черном море, приостановившаяся из-за войны на три года, возобновилась, но прием русским оказывался куда более холодный, и препятствий византийские службы чинили во множестве. Планы породнения Рюриковичей с Македонской династией, которое казалось в 965 году таким близким и возможным, казалось бы, рухнули навсегда. Дело не в «чести», а в том, что правящий клан на Руси обретал бы особый статус. Ярополка же этот брак возвысил бы на недосягаемую высоту не только над всеми славянскими вождями, но и над братьями. Учитывая его довольно непрочное положение, Ярополк в этом чрезвычайно нуждался, но об этом мог более и не мечтать. «Западный разворот» в политике Ярополка не мог не привести к обострению отношений Киева с Новгородом и Полоцком, т. е. с уделами, которые контролировали выход на западные моря. В этом случае от новгородцев потребовалась бы не имитация покорности, а передача киевлянам полного контроля над торговым проходом на Балтику. А это означало, что вслед за заключением союза Киева с Западной империей Ярополку пришлось бы начать новую войну на северных окраинах. Для Новгорода было благом, что переговоры Ярополка I и Оттона II затягивались.

Глава 10. От Новгорода к Киеву

Возвращение Владимира Святославича и Добрыни с набранной дружиной в Новгород позволяло немедленно начать войну. Или, что вернее, возобновить. Летопись отмечает, что и возвращение в Новгород, и захват Полоцка, и поход на Киев – все совершилось за один год. Нестор пишет: «В год 980 Владимир вернулся в Новгород с варягами и сказал посадникам Ярополка: „идите к брату моему и скажите ему – Владимир идет на тебя, готовься с ним биться“. И сел в Новгороде. И послал к