и множество людей уничтожили. Случилось это где-то на рубеже V–VI столетий. Это соответствует археологическим данным, так как примерно в это время варяги вышли по Западной Двине в стратегически исключительно важный т. наз. «Гнездовский район», т. е. в верховья рек Днепра, Великой, Ловати и Западной Двины. Перед ними открывались, как казалось, широкие перспективы движения и на юг к Черному морю (по Днепру), и на север к Ильменю и Ладоге (по Ловати), и на восток к Каспийскому морю (по Волге и Оке). Планы эти встретили сопротивление восточных славян, и Гнездовье надолго стало местом крупнейшего, компактно заселенного варягами «Гнездовского анклава». Путь к нему шел по Западной Двине. Судя по всему, варяги этот речной путь контролировали полностью. Отсюда вырисовывается и судьба Полоцкой земли как территории, где даны «пустили корни» и сформировали военную элиту этого «протогосударства». Несколько позднее в иных восточнославянских территориях появляются князья скандинавского происхождения, такие, как Рюрик, Олег или Аскольд. Наиболее очевидным отличием Полоцка от Новгорода и Киева к этому времени было сохранение власти местных князей, а не Рюриковичей. В какой мере Полоцк вообще входил в Древнерусское государство в X веке – сказать трудно. Возможно, на правах «государства-федерата» (союзника). Возможно, что Полоцк и вовсе оставался независимым.

Представителем этой скандинавско-полоцкой династии и был правивший в 970-е годы князь Рогволд. Правда, часть русских историков, в основном их «малороссийской» ипостаси, таких, как Н. Костомаров, М. Довнар-Запольский, П. Глубоковский, отказывались признавать в Рогволде скандинавские корни. Они утверждали, в частности, что имя князя происходит от слияния двух славянских слов: «рог» и «володеть», – что в результате и давало что-то вроде «владения рогом», что в их понимании означало «владение властью». Позиция не лишена искусственности. Современные отечественные исследователи (XX века) Л. Алексеев (крупнейший исследователь истории Полоцкой земли), Е. Рыдзевская и Т. Джаксон (крупнейшие скандинависты нашего времени) были убеждены в том, что Рогволд – имя скандинавское, являющееся летописной транскрипцией «Ренгвальда» или «Рогвальда». Т. Беляев не только считал, что Рогволд – скандинавское имя, но и высказал предположение, что он принадлежал к норвежской династии Инглингов. Правда, наличие имени вовсе не делает очевидным, что князь был именно варягом. Известно, что среди полоцких князей XI века, когда Полоцкое княжество было совершенно определенно уделом Киевской Руси, встречаются два Рогволда: это сын и внук князя Всеслава Полоцкого[31]. Возможно, что имя «Рогволд» брали местные князья как «родовое». Новгородская Первая летопись указывает, что родичем Рогволда был некий Тур. Несомненно, это транскрипция распространенного в Скандинавии имени «Тор». А это, в свою очередь, указывает на родственность полоцких князей норвежским родам конунгов. Следы этого можно найти в «Саге о Харальде Прекрасноволосом» и в «Саге о Хрольве Пешеходе», из которых следует, что Рогволд и Тор были внуками (или правнуками) Ренгвальда Эйстенссона, ярла Мера и ближайшего друга и сподвижника основателя норвежского королевства Харальда Прекрасноволосого. Не столь важно, был ли Тур (или – Тор) братом или иным каким «родичем» Рогволда, прибыли ли они в Полоцк совместно (и захватили его), или Рогволд правил в силу династической традиции, а Тур (или Тор) прибыл позднее и непосредственно из Норвегии, но этот «родич» является лицом вполне историческим; с его именем связано основание города Турова. Было ли это разделение Полоцкого княжества на «Северную» и «Южную» части, или Тур в результате военных походов раздвинул земли на юг до самой Припяти, где и сел на княжение – этого сейчас сказать точно нельзя. Постепенно сложилось впечатление, что Полоцк оказался где-то на переферии и многое из-за специфического внимания русских летописей нам неизвестно. Но, несомненно, у этого княжества была богатая и воинственная история.

Положение Полоцкого княжества было в 970-е годы одновременно не лишено как преимуществ, так и опасности. С одной стороны, в контексте политики Ярополка I, Полоцк приобретает очень важное значение: и как выход кратчайшим путем на Балтику, и как соперник Новгорода. С другой стороны, именно последнее, т. е. обострившееся (и имевшее ясно выраженную тенденцию к дальнейшему обострению) соперничество с Новгородом делало положение Полоцка весьма опасным. Князь Рогволд, конечно, был в курсе сложных отношений Новгорода и Киева, и, надо полагать, для него не являлась тайной причина усобицы 976 года, а равно и то, что новгородцами сколачивается новая оппозиция. В этой ситуации необходимо было принять решение. В первом случае Полоцк должен был присоединиться к новгородцам, но вынужден был (в случае победы над Киевом) принять доминирование Новгорода и смириться с ролью вторичного удела. Во втором случае Полоцк должен был принять сторону Киева и, при удачном стечении обстоятельств, занять в Киевской удельной федерации место Новгорода как «второго центра», который контролирует «выход» на Запад. А учитывая наметившийся «западный разворот» в политике Ярополка I, положение Полоцка становилось весьма перспективным. Итак, Полоцкое княжество стало первым «полем битвы» в разгоравшейся войне окраин (во главе с Новгородом) и Киева.

Прежде всего ясно, что Полоцк не присоединился к удельной оппозиции. Рогволд ожидал, что скажет Киев? В летописи Нестора есть прозрачное указание, что Рогволд предложил своей дочери Рогнеде выйти замуж за Ярополка. Владимир Святославич вмешался и заявил о своих претензиях на брак с Рогнедой. Очевидно, что перед нами отголосок ожесточенной дипломатической схватки за Полоцк, в результате которой князь Рогволд лишился широты политического маневра и вынужден был принять чью-либо сторону. Каким бы его выбор ни был, война для Полоцка с Киевом ли или с Новгородом становилась неизбежной.

Несомненно, что политика Ярополка Святославича, открыто идущего к союзу со Священной Римской империей в лице Оттона II и столь же открыто поддерживавшего христиан, много способствовала сплочению против него языческой элиты провинций. Фактически, князю Владимиру тотчас по прибытии в Новгород оставалось лишь возглавить коалицию окраин, выступавщих под «знаменами язычества» против христианского Киева. Кроме того, новгородцы считали, что они достаточно потратились на варяжских дружинников, и хотели как можно быстрее получить от них отдачу. Однако, прежде всего нужно было разрешить проблему Полоцка – начинать поход на Киев, оставляя в тылу столь сильное княжество было неразумно.

Сватовство Владимира к Рогнеде требовало немедленного ответа и, заметим, свидетельствовало об уважении к Полоцку, указывало на его достойное место как в рядах коалиции, так и в той Руси, которая будет после свержения Ярополка. Возможно, сватовство, осуществляемое Добрыней, было ответом на инициативы Рогволда относительно династической связи с Киевом. Правда, предложение о браке, шедшее от Рогволда – если таковое было – не может не удивлять. Во-первых, великий князь киевский уже имел жену-гречанку, ту, что станет матерью Святополка Окаянного и, судя по времени, она уже могла быть им беременна. Во-вторых, именно в это самое время Ярополк активно добивался брака с представительницей императорского клана германских Людольфингов. И,