– А про те старые убийства, Иннокентий Григорьевич… – начал было Гущин.

– Мать никогда со мной об этом не говорила. Мне всего тринадцать тогда исполнилось, она оберегала меня.

– Я понимаю, но…

– Потом, конечно, обсуждали… Маньяк, животное.

Маньяк… Он произнес это буднично, с каким-то даже безразличием… деланым, как показалось Кате.

– А при чем все это сейчас? Все эти воспоминания? – спросил он после паузы.

– При том, что мы усматриваем некую связь.

– Какую же?

– Ну скажем – единство места, – ответил Гущин.

– А, понимаю. Вряд ли… столько лет прошло. Мне вот уже за сорок, а этому типу должно… Нет, как юрист я в это не верю.

– Возможны и другие варианты.

Краузе посмотрел на Гущина.

– Да, конечно, возможны, вам виднее.

– Где вы находились в ночь первого убийства? – спросил Елистратов.

– Тогда, тридцать лет назад, или сейчас?

– Сейчас.

– И тогда, и сейчас – дома. Тогда с мамой, сейчас с женой. Мы все наши вечера проводим вместе с женой, у меня на редкость счастливый брак.

– По нашим данным, вашу машину видели в ту ночь во дворе того самого «генеральского» дома.

– Кто это вам сказал?

«Чисто адвокатский вопрос, но на такие вопросы не дают ответа следователи и опера», – подумала Катя.

– Уборщица Гюльнар Садыкова, ставшая по странному стечению обстоятельств второй жертвой, – Елистратов решил нарушить правила.

– Она ошиблась, бедняжка. Как она могла узнать мою машину, когда я лично… я с трудом могу узнать ее на фото? Я ее видел мельком, и для меня, простите, все азиаты вообще на одно лицо, я их не различаю.

– И все же, что вы можете по этому поводу показать?

– Ничего. Она ошиблась.

«Она не ошиблась, – сказала Катя сама себе, – она правду сказала, только вот очной ставки между вами уже не проведешь».

– А вчера с восьми вечера до девяти утра где вы находились?

– Я обязан отвечать?

– Желательно, конечно, вам же нечего скрывать?

– Я приехал к матери вместе с женой. Мы решили провести на Рублевке все выходные. Надеюсь… надеюсь, мать моя вам это сейчас подтвердила?

Катя смотрела на его лицо. Он лгал им. Странное чувство возникает, когда кто-то лжет, – не по-взрослому, не по-адвокатски, а вот так – откровенно, почти по-детски, как маменькин сын, стараясь изо всех сил это скрыть.

– М-да, фрукт этот Краузе-младший, – хмыкнул Гущин, когда допрос завершился.

– Наблюдение за ним установить? – Елистратов жевал «гавану». – Он всего в одном списке у нас, а Шеин вон в трех сразу… За кем приоритеты? Правда, есть еще показания убитой Садыковой, увы, на протокол никем не записанные. А он юрист… И мамаша вон как орлица… Насчет биоэкспертизы тоже пока рановато, наши там все возятся с материалом. И потом факт один налицо, и от него никуда не денешься.

– Какой факт? – с любопытством спросила Катя.

– Тот, что Федор Матвеевич с вашей подачи мне к делу оперативно-разыскному велел приобщить – до выяснения… рапорты.

– Рапорты патрульных вневедомственной охраны?

– Факт налицо, – Елистратов усмехнулся. – Много я всего в своей жизни читал, но такого… Но все равно – факт есть факт, и он задокументирован. Обязаны проверить.

– Боже мой, как же это хорошо, – Катя вскочила. – Какой же вы славный… умный… Вот, Федор Матвеевич, я же вам говорила… Я не знаю, что они слышали, эти ребята, но они не врали, понимаете? И вы… и мы обязаны узнать. Так… продавщицы тут у вас пока еще в управлении?

– Да, следователь прокуратуры с ними беседует, а что?

– Вызовите Слонову Наталью, она из отдела женской одежды, того, что рядом с отделом постельного белья.

– Так, кто там у нас, – Елистратов снял трубку внутреннего телефона. – Алло, следователь там закончил? Собирается пропуски отмечать. Пусть погодит. Слонова Наталья, давайте ее ко мне для беседы.

– Только можно я сама с ней поговорю? – спросила Катя.

Елистратов усмехнулся, Гущин вздохнул.

Продавщица Наталья Слонова вошла в кабинет минут через пять.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, моя фамилия Елистратов, начальник отдела убийств МУРа, а это вот мои коллеги.

– Да, встречались уже, – Слонова повернулась к Кате.

– Садитесь, пожалуйста, Наташа. Необходимо с вами срочно побеседовать, – Катя выдвинула ей стул рядом со своим креслом.

– О чем? Обо всем уже переговорено. Муж мой изнервничался весь, потому как то милиция к нам в дом, то в универмаг, то меня сюда к вам.

– А кто ваш муж по профессии?

– Шофер, в доставке продуктов работает.

– Понятно, и дочка у вас… большая семья, дружная. В универмаге вы… вы, собственно, ради них работаете?

– Конечно, график хороший, зарплата так себе, но зато близко ехать – на метро прямая ветка, я на «Нагорной» живу. Хотела было уходить, а куда? Сунулась в продуктовый, а там все свои – в одном целая семья, в другом целый аул… не в палатке же сидеть, водкой из-под полы торговать. А то бы давно ушла.

– А почему?

– Двух человек убили – это вам как?

– Но вы ведь хотели уходить еще до убийств, – сказала Катя. – Или я неправильно вас поняла сейчас?

– Правильно, но…

– А почему?

Слонова стиснула сумочку. Пальцы ее с аккуратным «французским» маникюром аж побелели.

– Потому, – сказала она тихо.

– И все же?

– Вы этого не поймете. А объяснять… я не хочу.

– Почему? – спросила Катя как можно мягче.

– Да потому что… не хочу, не буду. Имею право. Дурой еще меня сочтете ненормальной.

– В вашем универмаге что-то происходит. И это началось еще до убийств, ведь так?

– Да убийства эти… думаете, это впервые там у нас людей на тот свет отправляют? Такая бойня там была…

– Вы про убийства восьмидесятого года?

– А вы о них разве знаете? – наивно спросила Слонова.

– Мы знаем. И вы, как я вижу, тоже. Кто вам сказал?

– Хозяин.

– Шеин?

– Ну да… как только купил универмаг, сразу же собрал нас всех, то-се, маркетинг, основные направления… А потом рассказал: мол, поосторожнее, здание-то с историей, с душком кровавым.