ирландец нарывался, изо всех сил не желая быть вежливым. Лорд Джулиан едва удержался, чтобы не вспылить. Но, подумав, вкратце рассказал всё как было.

– Значит, испанец взял вас в плен, не так ли? И заодно вместе с вами и мисс Бишоп?

– Вы знакомы с мисс Бишоп? – удивился лорд Уэйд.

Однако невежливый капитан, не обращая никакого внимания на слова лорда, отвесил низкий, церемонный поклон Арабелле. К удивлению Уэйда, она не только не ответила на его галантный поклон, но и, более того, развернулась к нему, деликатно выражаясь, местом Фортуны. Тогда капитан повернулся к лорду Джулиану, запоздало ответив на его вопрос.

– Когда-то я имел честь быть с ней знакомым, – хмуро ответил капитан, оборачиваясь к послу. – Но оказывается, что у мисс Бишоп очень короткая память.

В его голосе звучали, самоирония и боль, но Арабелла, чисто по-женски заметив только эту иронию, спичкой вспыхнула от негодования.

– Среди моих знакомых нет воров и пиратов, капитан Блад! – отрезала она.

– Капитан Блад?! – его светлость чуть не подскочил от неожиданности. – Вы… вы и есть тот самый капитан Блад?

– Ну а кто же ещё, по вашему мнению? Тимоти, что ли… – устало откликнулся доктор.

«Среди моих знакомых нет воров и пиратов…» – эти жестокие слова многократным эхом отдавались в его мозгу. В глазах потемнело, губы дрогнули, хотелось заплакать, но нельзя, он капитан, на него смотрят пираты…

Меж тем лорд Джулиан обиделся, что на него не обращают внимания. Одной рукой он схватил Питера за рукав, а другой указал на удалявшегося дона Мигеля:

– Капитан Блад, вы в самом деле не собираетесь повесить этого негодяя?

– С какого перепоя я должен его вешать?

– Потому что он презренный пират, и я могу это доказать. Я пойду свидетелем!

– Да неужели? – устало фыркнул Блад, бледнея и краснея попеременно. – Но ведь и я тоже презренный пират, а потому не лезьте в наши пиратские тёрки. Пусть дон Мигель гуляет на свободе.

Лорд Джулиан едва не задохнулся от возмущения:

– И это после того, как он потопил наш «Ройял Мэри»? После того, как он так жестоко и невежливо обращался со мной… с нами?! Но особенно со мной! Вы видели, в каких бесчеловечных условиях я спал?! Это пощёчина всей Британии!

– Я не служу Англии, сэр, и меня ни капельки не волнует, если кто-то сморкается в её флаг.

Его светлость даже отшатнулся от такого неприкрытого неуважения, но ирландец спокойно добавил:

– Буду признателен, если вы проводите мисс Бишоп на мой корабль. Прошу вас поторопиться – эта посудина сейчас пойдёт ко дну.

Он медленно развернулся, чтобы уйти, но лорд Джулиан задержал его и, едва сдерживая холодное возмущение, презрительно протянул:

– Капитан Блад, вы окончательно разочаровали меня. Я-то надеялся, что вы сделаете блестящую карьеру! Более того, я даже хотел протянуть вам руку дружбы, и не только…

– Поплачьтесь дьяволу! – тоскливо бросил капитан Блад, развернувшись на каблуках.

Глава 20

Вор и пират, понял?!

…На полуюте под золотистым сиянием огромного кормового фонаря, где ярко горели лампы, в одиночестве расхаживал Питер Блад. На корабле царила почти полная тишина. Обе палубы, тщательно вымытые швабрами, блистали чистотой. Никаких следов недавнего боя уже нигде не было видно. Группа моряков, рассевшись на корточках вокруг главного люка, сонно вполголоса намурлыкивала какую-то корсарскую песенку:

Сегодня пиратИ пьян, и богат,И нос у него в табаке!Но месяц прошёл,Он гол как соколИ пляшет в петле налегке-е…Ой-ё, ой-ё, опасности по мне!Ой-ё, ой-ё, хочу уснуть на дне!

Спокойствие и красота тропической ночи смягчили сердца этих грубых людей, и в глубине души они всё так же мечтали о далёкой Англии, мирной жизни где-нибудь в тихом Сусексе, разведении пчёл и свежем эле по вечерам…

Капитан Блад не слышал песни, он вообще ничего не слышал, кроме несмолкаемого эха жестоких слов, столь безжалостно заклеймивших его.

Вор и пират! На, получи и распишись!

Когда три года назад на Тортуге его уговаривали встать на скользкий путь искателя приключений, он ведь ещё тогда прекрасно знал, какого мнения будет о нём Арабелла Бишоп. И только твёрдая уверенность в том, что она для него потеряна навеки, ожесточила его душу, когда, окончательно отчаявшись, он избрал весёлую дорогу уголовного преступника.

Блад не допускал даже мысли, что когда-либо встретит Арабеллу, но тем не менее постоянные думы о ней были источником его полуночных мучений. Игнорируя общепринятые на Тортуге попойки и бордели, он все эти бурные годы тайно носил в своём сердце её милый образ. Мысль о ней помогала ему сдерживать не только себя, но и тех, кто за ним шёл.

Никогда ещё за всю историю корсарства пираты не подчинялись столь жёсткой дисциплине, никогда ещё ими не управляла столь железная рука, никогда ещё так решительно не пресекались обычные грабежи, алкота и насилие, как это было среди пиратов, плававших с капитаном Бладом! Очень богатых, но почему-то грустных пиратов…

Как вы помните, в соглашениях по приёму на судно предусматривалось, что абсолютно во всех вопросах они обязаны были беспрекословно повиноваться своему капитану. Сказано, подписано – и точка! Но поскольку корсарское счастье всегда сопутствовало доктору, он сумел выковать из необразованной толпы буйных и неуправляемых бандитов невиданную дотоле высокоорганизованную частную армию.

Как смеялась бы над ним его же команда, если бы они вдруг узнали, что всё это делалось им из нежных чувств к девушке, в которую он был вот так сентиментально влюблён! Как злорадствовали бы они, если б узнали, что та самая роковая красавица презрительно бросила ему в лицо: «Среди моих знакомых нет воров и пиратов!» Понял, ты?!

Вор и пират! Только так, и не иначе!

Какими суровыми были эти слова, как они жгли его, какую причиняли боль!

Совершенно не разбираясь в сложных переживаниях женской души (а в них и сам чёрт ногу сломит!), он даже и не попытался задуматься о том, в честь чего она встретила его такими оскорблениями. Почему была так раздражена? Может, настроение не то; может, что-то не то съела; может, укачало; может, вообще «не те дни» (если вы меня понимаете)…

Приходится признать, что умнейшие во всех прочих делах брутальные мужчины часто бывают совершенно некомпетентны во всём, что касается тонкостей женской натуры.

Так рассуждали бы вы. Но не так рассуждал капитан Блад. Более того, в эту ночь он вообще не рассуждал. Набродившись по полуюту, он решил слегка выпить и, как водится, быстро накидался в дым, в хлам, в дрезину, в гавань!

В его залитом ромом мозгу боролись два чувства: святая любовь, которую он так долго питал к Арабелле Бишоп, и жгучая ненависть, каковую она в один момент и в два слова умудрилась в нём разжечь.

Всякие крайности часто сходятся и сливаются так, что их трудно различить. Так вот, сегодня вечером ром, любовь и