И Багу, и Богдану показалось, что в светлом взгляде патриарха, устремленном на них, скользнуло сострадание.

— Вероятно, это не совсем соответствует правильным церемониям, — проговорил патриарх, — но я по-человечески хочу сказать вам: спасибо. Православная Церковь Христова не забудет вашего подвига. А еще… — патриарх умолк на мгновение, а когда заговорил сызнова, уже и в голосе его напарникам послышалось горестное сочувствие. — А еще я хочу сказать вам: будьте мужественны и неколебимы. Что бы ни случилось. Веруйте. Твердо уповайте и веруйте, чада! И воздастся вам.

Он осенил Богдана крестным знамением, повернулся и так же неторопливо, как подошел, удалился в сторону бокового выхода, чтобы, обойдя зал по наружной галерее, выйти к началу церемонии на тронный помост. Его место было ошую от принцессы. Левая сторона, сторона сердца, всегда считалась в Цветущей Средине главной из двух.

— Ты понял, что он хотел сказать? — тихонько спросил Баг, когда Сила Третий скрылся за фигурами придворных.

— Ни в малейшей степени.

— Вот и я ни рожна. Но, чувствую, нам еще предстоят сюрпризы…

— Жаль, не получилось еще раз переговорить наедине с напарницей Ли.

Баг только вздохнул, а перед мысленным взором его, словно бы в теплой медвяной дымке, вновь возникло сладостное видение: маленькая изящная ручка с удлиненными сиреневыми ногтями, лежащая на высокой, затянутой тончайшим шелком груди.

— Жаль, — согласился он и сглотнул горячий ком, заполнивший горло.

Торжественно ударили гонги. Басовито запели фанфары. Гвардейцы с небесной четкостью и единовременностью взяли алебарды «на караул». Толпа шевельнулась в последний раз, выстраиваясь сообразными рядами. Столько высокопоставленных персон сразу ни Баг, ни Богдан не видели доселе в жизни ни разу. Дворцовые служители подхватили края ширмы, и раздвинули ее, открывая взглядам тронный помост.

«Вот она!» —вздрогнув от волнения, подумал Баг.

«Как-то там Фира?» —едва не падая от изнеможения, подумал Богдан.

Восседающая на срединном троне принцесса, ослепительно сверкая золотом одеяний в лучах осветительной техники, глядела в зал поверх голов с отстраненной благосклонностью.

— Дорогие ордусяне! — начал известный своими демократическими взглядами великий князь Фотий, с державой и скипетром в руках грузно поднявшись с правого трона. Даже отсюда видно было, как в его окладистой бороде, высвеченные юпитерами, серебром вспыхивают нити благородной седины. Тяжелые бармы, словно дроблеными радугами, отсверкивали драгоценными каменьями. — Сограждане! Нынче у нас знаменательный день…

«Как она прекрасна!» —думал Баг.

«Как-то там Жанна?» —думал Богдан.

— Любезные нашему сердцу подданные! — не вставая, звонко начала принцесса, когда великий князь закончил. — Уважаемые гости страны! Небу было угодно, чтобы события последних нескольких дней выстроились в череду, находящуюся под влиянием стихии созидания…

Патриарх, с посохом в руках сидящий на левом троне, величаво кивнул.

«Кто я для нее? — изнывал Баг, вслушиваясь в чарующие звуки ее голоса и не слишком-то обращая внимание на слова. — Никто… Никто!!»

«Воздухолет, наверное, уже приземлился, — изнывал Богдан, тоже почти не слыша слов принцессы. — Бек обещал встретить дочку прямо у трапа, вместе со всем своим тейпом… Только бы роды прошли хорошо. А если при генетическом разборе что-то напутали, и родится мальчик?»

«Наверное, никогда, — растравлял себе душу Баг, — общественная двигаемость в нашей стране не достигнет такого уровня, чтобы я, рядовой сыскарь, мог прямо сказать принцессе крови: милая Ли! И отныне я…»

«Наверное, я напрасно, — растравлял себе душу Богдан, — не выпил те несколько капель с донышка…»

Оба вернулись к действительности лишь когда уста принцессы произнесли ненавистное обоим имя.

— …Особо мы хотели бы отметить вклад в дело развития экономических и культурных связей между Западом и Ордусью, сделанный выдающимся финансистом Хаммером Шморосом. Приблизьтесь, сэр.

От маленькой, компактной группы гокэ отделился и с несколько небрежным поклоном подошел к тронному помосту одетый в прекрасное европейское платье, среднего роста и средних лет мужчина, с загорелым вследствие правильного образа жизни – а может, вследствие солярия, кто варваров поймет, — приятным глазу, открытым и решительным лицом.

«Вот он каков в натуре», — подумал Богдан.

«Вот он каков. В натуре!» —подумал Баг.

На экранах своих компьютеров они уже насмотрелись на Шмороса во всех видах.

— Учитель сказал: тот, кто разевает рот на чужую пампушку, часто остается голодным. К вам, дорогой сэр, эти мудрые слова относятся, быть может, менее, чем к кому бы то ни было из наших заморских партнеров. На протяжении почти полутора десятилетий, — говорила принцесса, — вы не покладая рук и не жалея сил трудились на ниве взаимодополняющего слияния. Ваше трудолюбие выше всяких похвал, и может быть уподоблено лишь вашей вспроницающей искренности…

«Эх, если бы напарница Ли знала, с кем говорит!» —подумали оба напарника разом. Их буквально колотило. А принцесса превозносила заслуги Шмороса, чествовала его, славословила, и не было этой пытке конца.

Шморосу все было нипочем. Он стоял и, слегка склонив голову, хладнокровно слушал эти, как у них там говорят, дифирамбы; и, похоже, воспринимал их, как должное. У него явно не было совести.

— Мы долго размышляли над тем, как одарить вас за ваше бескорыстное служение и деловую сметливость, проявленную на поприще взаимодополнительного слияния, — говорила принцесса. — Ваши заслуги велики, как гора Тайшань, и широки, как река Янцзы. Они беспредельны, как Небо, и плодоносны, как Земля. Награда должна соответствовать им.

В зале постепенно нарастало напряжение. Никто ничего не понимал, церемония как церемония – но даже для непосвященных неумеренные хвалы в адрес одного из, в общем-то, многих западных деловых партнеров Ордуси начинали выглядеть чрезмерными. Похоже, и сам Шморос это почувствовал. Он коротко оглянулся назад, на почтительно замершие ряды сановников, затем, как-то искательно, на своих. В его взгляде отчетливо читалась растерянность.

— Вчера, узнав о вашем близком приезде, мы призвали святого патриарха Силу и великого князя Фотия, чтобы посоветоваться. И сообща мы решили эту нелегкую проблему. Мы знаем о вашем, сэр, благородном пристрастии к произведениям изящных искусств и редкостных рукомёсел. Всему свету известно, что такое для Александрийского улуса, и тем самым для Цветущей Ордуси в целом, Драгоценная Яса Чингизова, в течение многих веков под неусыпным оком верных подданных хранившаяся в Патриаршей ризнице Северной столицы. Это – наша общая гордость, это наше общее достояние, это наша общая святыня. В знак одобрения ваших, сэр, трудов, в надежде на дальнейшее укрепление экономических связей, мы милостиво даруем ее вам!