– Доктор Картер точно об этом узнает, если вы станете ездить по большим дорогам.

– Может, и так. Но лучше просить прощения, чем позволения.

– Этому вас тоже мама научила?

– Да, именно она.

* * *

Оливия лежала, уютно свернувшись рядом с Эдвардом, черпая утешение и покой в исходящем от него тепле, как это бывало с той самой первой ночи, что они провели вместе.

С того дня, как он вытащил ее из-под завала, тогда прошло уже три недели, полных всевозможных сплетен. Оливия лежала дома в кровати, одна в кромешном мраке, прислушиваясь к отдаленному гулу бомбардировщиков, что снова летели над городом. Внезапно пространство комнаты показалось ей невыносимо тесным, и Оливия вскочила с постели и быстро оделась в темноте.

С тех пор как началась война с ее бомбежками, обитатели Лондона привыкли жить и передвигаться в темноте. Дойдя до его маленькой съемной квартирки, Оливия постучалась. Открыв дверь и увидев ее, окутанную ночными сумерками, Эдвард не сказал ни слова, даже не шевельнулся. Она первая шагнула к нему и обвила руками его шею. Пока они были в Лондоне, их поцелуи никогда не были тихими и робкими. В них всегда ощущалась затаенная страсть, подогреваемая нервными перегрузками войны.

Оливии казалось, будто она хорошо знает Эдварда. За этим храбрым мужчиной она последовала в Америку, зная, что ею движут любовь и страх. Любовь к нему и к их едва зачатому ребенку – и страх перед новыми бомбежками в ночной тьме. И когда она, плывя через океан к Америке, потеряла дитя, Эдвард с несказанной нежностью ее утешал.

– Не плачь, у нас с тобой непременно будут еще дети, – шептал он ей.

Однако в последнюю неделю – с того дня, когда она увидела, насколько он остался безразличен к страданиям той несчастной женщины, – Оливия засомневалась в том, что хорошо знает этого человека.

Она тихонько выскользнула из-под одеяла и надела домашние шлепанцы. Стараясь ступать осторожнее, чтобы не потревожить особенно скрипучие половицы, Оливия вышла из спальни и спустилась по лестнице. Внизу накинула пальто и, выйдя из дома, двинулась по вымощенной камнями дорожке к зимнему саду.

В новую оранжерею уже начали прибывать растения. С помощью Сэйди она вскоре расставит их в этом сверкающем стеклянном пространстве, наполнив его зеленью и пурпурными, белыми, фиолетовыми соцветиями орхидей.

Оливия открыла оранжерею, с удовольствием окунувшись во влажный теплый воздух, напоенный ароматами растений. Аккуратно закрыла за собой дверь и прошла к небольшому диванчику, стоявшему в самом ее центре. Свернувшись поудобнее на его мягкой обивке, Оливия поплотнее запахнулась полами пальто и, запрокинув голову, уставилась сквозь стеклянный купол в ясное ночное небо. В юности она очень хорошо разбиралась в созвездиях, и, когда в Лондоне начались бомбежки, погрузив город во мрак, Оливия вновь стала часто общаться со звездами.

Сегодня ее спутниками были растущая Луна рядом с созвездием Рыси и немного восточнее – Кассиопея. Приложив ладони к животу, Оливия сидела как можно неподвижнее, стараясь унять в себе страх и ощутить, как подрастающее в утробе дитя хоть чуточку пошевелится, легонько трепыхнется, уверив ее, что с ним все будет хорошо.

– Ну давай, толкнись немножко, мой малыш, – прошептала она. – А потом можешь спать дальше.

Оливия поняла, что она снова в положении, в тот самый день, когда они с Сэйди отправились в Линчбург навестить Эдварда. Это, собственно, и было главным поводом для той поездки. Оливии так хотелось предстать перед ним в сияющих солнечных лучах и поделиться с ним этой радостной вестью. И все начало дня она была исполнена лишь счастьем и покоем.

Приятная новость уже готова была сорваться у нее с кончика языка, когда вдруг их внимание отвлекла та незнакомая девушка. Вопли ее были такими громкими и пронзительными! От этих звуков Оливия мысленно перенеслась обратно в Лондон, в те страшные ночи, когда похожие отчаянные крики слышались из-под разрушенных домов.

Реакция Эдварда на столь бедственное состояние девушки немало огорошила Оливию. Она поняла, что он видит в несчастной не страдающего человека, а лишь непростой клинический случай, с которым всего лишь надо разобраться.

Дверь в зимний сад открылась, и, повернувшись на звук, Оливия различила в полутьме силуэт мужа.

– Твои мысли дотянулись до меня даже в доме, – сонно сказал он.

Оливия сдвинулась на диванчике, освобождая для него место, и, когда Эдвард сел рядом, вытянув ноги, она прижалась к нему сбоку.

– Это все из-за ночи. Сам знаешь, я больше не могу нормально спать ночами.

– И что звезды – помогают?

– Да, в них мир и покой.

От Эдварда пахло чистотой и мылом после ванны, которую он всегда принимал, возвращаясь из больницы. Его ладонь скользнула к ее слегка округлившемуся животу.

– Ты беременна?

Оливия вскинула на него взгляд, припомнив, что именно его лицо было первым, что она увидела, когда ее извлекли из каменного плена.

– Да.

Эдвард широко улыбнулся и, крепко обняв, прижал ее к себе.

– И давно?

– По-видимому, с Рождества.

Он зарылся лицом в ее распущенные локоны.

– Господи, как же я счастлив!

– Я тоже, – тихо отозвалась она.

Но как бы ей ни хотелось всецело предаться радости этого мгновения, мысли Оливии все равно постоянно возвращались к той молодой женщине, которую она увидела в Линчбурге.

– У меня все не выходит та женщина из головы.

– Какая женщина? – с искренней озадаченностью переспросил Эдвард.

– Что появилась в тот день, когда я привозила тебе в больницу ланч.

– Ах, та… И что с ней?

– Она была так сильно расстроена.

– Многие из тех женщин, которых мы лечим, легко выходят из равновесия. Большинство из них немного не в своем уме, и они нуждаются в нашей помощи. Это весьма огорчающее зрелище. И мне очень жаль, что тебе пришлось такое наблюдать.

– Знаешь, я девять часов пробыла похороненной заживо под завалом, но даже мои переживания бледнеют в сравнении с ее страхом и ужасом.

Эдвард некоторое время молчал.

– Боюсь, что ее жизнь никогда не будет легкой.

– А что ты ей сделал? – спросила Оливия.

– Я сделал то, что было необходимо. Я сделал все, чтобы ее недуг не передался следующим поколениям.

Оливия ощутила четко различимое сердцебиение под кончиками пальцев.

– И что это означает?

– Мать той девушки страдает тем же, чем и она. Это передается по наследству. И отец ее не хочет, чтобы дочь однажды родила детей, обреченных на тот же недуг.

– И что ты сделал?