– Я сам вам помогу, Анна Карловна. Мы же договорились:каждый работает на своей территории. Кто любит, чтобы цветов было много, будети работать побольше. Кто любит крупные растения, тому будет потруднее. Этоестественно. За свои пристрастия надо платить самому.

Он оторвался от документов, поднял на секретаршу синие глазаи улыбнулся так, что она мгновенно растаяла. В эту секунду Анна КарловнаТидеманн готова была жизнь отдать за своего обожаемого шефа.

– Я прав, Анна Карловна?

Она расплылась в ответной улыбке:

– Я не смею оценивать вашу правоту или неправоту, номне, безусловно, приятно, что вы приняли такое решение. Благодарю вас.

Никакие эмоции, даже самые положительные, не могли заставитьее изменить тот стиль речи, которым она пользовалась, находясь на службе.

– Александр Владимирович, я могу задать вам вопрос?

– Ну конечно, – кивнул он, снова утыкаясь в почту.

– Если вы собираетесь вместе со мной заниматьсярастениями в приемной, что мне надлежит сделать, чтобы оградить вас отнежелательных контактов?

Так и только так. Не «как вы собираетесь прятаться отКатерины», а «что мне надлежит сделать». Старая школа.

– Н-да, – он поднял голову и озадаченно посмотрелна нее, – об этом я не подумал. А мы дверь запрем! Закроем приемную изаймемся делом.

– Но ведь все знают, что вы в издательстве, –осторожно возразила Анна Карловна. – Это совершенно невозможно, чтобы язакрыла приемную и ушла, когда вы здесь. Люди этого не поймут.

Филановский расхохотался, и получилось это у него задорно икак-то вкусно.

– Голубушка, Анна Карловна, мы с вами не в томвозрастном статусе, чтобы люди могли подумать что-нибудь необыкновенное. Вы –почтенная дама, строгая и неприступная, у вас внуки, и один из них настольковзрослый, что даже работает у меня, ну кому придет в голову подумать о васчто-то нехорошее? И потом, вы, по-моему, давно не перечитывали книгу моегобрата. Полистайте ее, вы найдете там все необходимое для того, чтобы разрешитьваши сомнения.

Вернувшись в приемную, Анна Карловна еще какое-то времязанималась своими прямыми обязанностями, отвечая на звонки, передавая указанияи заполняя контрольные карточки на расписанные начальником документы, потомзаварила себе чаю и достала с полки книгу Андрея Филановского «Забытые истины»,выпущенную их же издательством. Читать она не собиралась, хотела только открытьи положить на видное место, чтобы Александр Владимирович, если выйдет, могубедиться: она беспрекословно следует его советам. Но… открыла, пробежалаглазами пару строк – для порядка – и увлеклась.

«…мы живем в мире, наполненном мифами и иллюзиями, и этотмифический иллюзорный мир управляет нашими жизнями, а мы покорно следуем еготребованиям, не давая себе труда задуматься: а правдивы ли эти мифы? И обязаныли мы им следовать?

Вот вам самый простой пример: знаменитая пушкинская фраза отом, что «гений и злодейство – две вещи несовместные». Вспомните, сколько разваши учителя цитировали ее, ссылались на нее, внушая вам, что злодей не можетбыть гением, а гений, соответственно, злодеем. Не припоминаете? А вспомните всесвои школьные учебники. Разве хоть об одном выдающемся ученом или писателе тамбыло написано хоть одно худое слово? Нет, они все были сплошь ангелами воплоти, чудесные, добрые, порядочные, любили своих близких и никому не делализла. Ну а как же может быть иначе, ведь они – гении. И ни слова о причинахсмерти Чайковского. И ни звука о более чем сомнительном поведении ФедораМихайловича Достоевского, проигравшегося в казино и бросившего беременную женубез копейки, чтобы уехать в другой город и завести себе другую женщину, укоторой взять деньги и снова их проиграть. Так что же, выходит, Достоевский негений, раз он такое себе позволял? Да нет же, друзья мои, гений, конечно,гений. Просто гении – они точно такие же люди, как мы с вами, и точно так жемогут поступать и хорошо, и дурно. И не следует нам делать вид, что гении могутпоступать только на «пять с плюсом». Но как же тогда быть с Пушкиным, спроситевы. Ведь Пушкин же сказал, что гений и злодейство несовместны, что ж мы, противПушкина попрем? Пушкин сам по себе – гений, а это значит, что он не можетошибаться. Как сказал, значит, так и есть. И будем его цитировать, и ссылатьсяна него как на истину в последней инстанции, потому как – гений. Остановитесь,дорогие мои, остановитесь на секунду и подумайте: кто вам сказал, что генийизрекает одни лишь истины? Кто вам внушил, что гений не может быть не прав? Да,можно согласиться с тем, что гениальный математик вряд ли ошибется, рассуждая оматематических материях, но разве он не может ошибаться, высказываясь на темымузыки, литературы, биологии или жизни вообще? Да запросто! И вот гениальныйматематик, не имея в виду ничего плохого, публично заявляет, что какой-нибудьроман какого-нибудь Васи Тютькина – книга всех времен и народов. И что? В нашевремя – почти ничего. А вот в те времена, когда мы с вами росли и учились вшколах, это высказывание поднимали как знамя, цитировали и руководствовались имкак бесспорной истиной. Ну как же, гений сказал, а гении не ошибаются. Вернемсяже к Александру Сергеевичу: он был гениальным поэтом, но вовсе не гениальнымфилософом, не гениальным психологом, не гениальным человековедом, и еговысказывания, касающиеся сущности человека и его отношений с окружающим миром,это всего лишь его частное мнение, а не наше с вами руководство к действию. Такпочему же мы позволяем весьма дилетантским высказываниям управлять нашейжизнью, формировать наше мышление? Задумайтесь об этом.

Пойдем дальше и возьмем пример еще более простой. Главноепредназначение женщины – материнство. Знакомая фраза, правда? И не простознакомая, а вколоченная нам в головы с раннего детства. И что в результатеимеют женщины? Страшный комплекс собственной ненужности, неполноценности,никчемности в тех случаях, если материнство по каким-то причинам не состоялось.Ну как же, нам же сказали, что это главное предназначение, а коль мы его невыполнили, значит, прожили жизнь зря. И началось! Депрессии, попытки статьматерью любым способом, многолетнее мучительное и нередко опасное для здоровьялечение от бесплодия, стремление выйти замуж за кого угодно, лишь бы былребенок, усыновление, экстракорпоральное оплодотворение, суррогатноематеринство. Это все прекрасно, если женщина действительно хочет ребенка иготова ради того, чтобы он родился, идти на любые жертвы. А если она его нехочет? Ну вот просто не хочет – и все? Тогда у нее возникает комплекснеполноценности и собственной вины за то, что она не соответствует идеалу,норме. В норме каждая женщина должна стремиться к материнству, и идеал – этоженщина-мать. Так нам внушили. А мы позволили себе это внушить, и поэтому еслиженщина идеалу или норме не соответствует, она считается ущербной со всемивытекающими отсюда последствиями вплоть до психических расстройств. А теперьпредставьте себе, какой чудесный, добрый, уравновешенный, любящий жизнь и людейребенок вырастет у матери, которая его, в сущности, не хотела и родила еготолько для того, чтобы никто не упрекнул ее в несоответствии идеалу, котораяродила ребенка не для того, чтобы дать ему жизнь, а исключительно для решениясобственных проблем адаптации в социуме, диктующем ей определенные нормыповедения и жизни.