Астра схватился за голову одной рукой от стеснения, в которое он сам ввёл их с Агнией разговор, и от того, как свободно сейчас парила его мысль; он мечтательно взглянул на солнце, тлеющее головешкой во взбитой серой золе облаков.

– В наши души или в мою? – спросила Агния и снова пожалела, что спросила. – Не советовала бы я тебе, Астра, лезть ко мне в душу – там не убрано.

– Ну всё, хватит! – вскричал Репрев. – Возвращайте мне копьё!

Ближе к вечеру искатели развели уютно трескучий костёр, нанизали на копьё пойманных рыбин и приготовили вкусный и сытный ужин.

Как ни крутил копьё Алатар, как ни вертел в лапах, ничего диковинного он в нём не нашёл: копьё бросали, им кромсали трухлявый пень, кололи камни, закапывали в землю, даже топили в ручье, но копьё оставалось копьём.

Репрев спал со своим сокровищем в обнимку, и Агния всю ночь беспокоилась о Репреве – как бы не напоролся он на остриё.

А утром она сплела ножны из ивовых прутьев – до того искусная получилась работа, что Алатар расхвалил Агнию и от всей своей широкой души назвал мастерицей. Агния с деланной жеманностью приняла похвалу.

Но недолго проносил Репрев ивовые ножны – три дня и три ночи: случилось же Алатару завести тот злосчастный разговор.

– Что ты намереваешься делать с копьём по возвращению в город? – спросил он у Репрева, который с важным видом нёс оружие, а тонкие, острые ивовые прутья под тяжестью обсидианового ратовища натирали ему спину, но Репрев терпел, терпел и продолжал нести. – Так и продолжишь расхаживать по городу с копьём наперевес, распугивая горожан, пока тебя не бросят в А-строг за жестокое убийство современной оружейной моды? – пошутил Алатар.

– Кто бы говорил, – проворчал Репрев, поведя плечом и поправив ивовую лямку. – Сам-то в чём ходишь, в какой-то прадедушкиной броне.

– Нет, моя броня есть не что иное, как дань традиции. Отец дарит её на совершеннолетие своему сыну.

Даже Агнии не смогла уговорить Репрева снять с ратовища наконечник. Порешили на том, что надо наколоть на остриё толстую деревянную щепку, а края обложить мхом и травой, затянуть резинками, одолжив их у Агнии (она сняла резинки с косичек).

Репрев, конечно, не переставал жаловаться, что у его оружия спрятали самую мужественную и устрашающую его часть и теперь оно ещё больше стало походить на палку, а он стал меньше походить на воина.

– Ну, палка тоже может быть оружием, смотря в чьих оно лапах или руках. Меня учили сражаться на палках. Столько шишек я за всю свою жизнь не набивал, – смеялся Алатар.

И угораздило же Репрева поделиться своим мечтами о богатстве, умолчав про домик у моря и платье для Агнии.

– Да ты, никак, шутишь, – напружился Алатар. – Мы не знаем, к какой эпохе относится это оружие – оно может представлять огромную историческую ценность! И, судя по материалам, из которых сделано оружие, оно, вероятнее всего, принадлежит народу Бенгардии, моему народу. Копью место в музее, а не на прилавке ушлого торговца оружейными древностями с чёрного рынка. А ты ослеплён жаждой наживы!

– О, я должен был догадаться, что ты приплетёшь свою любимую Бенгардию, которая уже сама как один большой музей под открытым небом! Тебе всё равно меня не переубедить, и я сделаю так, как считаю нужным! – скалился Репрев, подойдя опасно близко к Алатару.

– Сейчас же отдавай копьё! – Алатар так стукнул лапой, что задрожала земля; под его катающимися, как волны, губами открывались клыки цвета мимозы, а глаза застилала красная пелена. – Ты недостоин даже нести его.

– Тебе ли рассуждать о достоинстве, бенгардиец… – хрипло рычал Репрев, выворачивая на тигра как-то сбоку и вверх прошитые кровянистыми жилками белки глаз.

Алатар давил в себе ярость как мог.

– Минуту назад я для тебя бенгардийцем не был, – сказал он, не разжимая зубы. – Ты уж определись, кто я.

– Ты ещё не понял? Мне плевать, кто ты и откуда. Хочешь забрать копьё? – Репрев сбросил с себя ножны, попытался вытащить зубами копьё, но оно застряло; когда, наконец, он вытащил копьё из ножен, положил его на камень, тоже не с первого раза, и наступил на ратовище лапами так, что остриё смотрело в тигриную грудь. Репрев действовал хоть и решительно, но нескладно, и накалённая до предела обстановка несколько разрядилась. Но Репрев, не замечая этой заминки, встал в боевую стойку и продолжил сыпать угрозами: – А ты попробуй, отбери! Чего, испугался? Ага, страшно стало, когда на тебя направляют копьё? Ну же, давай, чего ждёшь, отбирай! Но сперва верни мне мой искренник, тигр.

Алатару не было страшно, а совсем наоборот: его морда просветлела от улыбки. Но требование отдать ему искренник улыбку смело. И только одному артифексу известно, чем бы закончился спор, если бы между Репревом и Алатаром не встал Умбра, стискивая свои чешуйчатые пальчики в кулачки под варежками.

– Репрев, перестань обижать Алатара! Как тебе не стыдно – он же твой друг!

– Сам бы постыдился, Умбра: подумай, кого ты защищаешь – не меня, папаньку своего, а какого-то чужака. Ни тебе, ни мне этот бенгардиец не друг, запомни это, и никогда не станет другом. А для тебя он и вовсе не более чем игрушка, что-то вроде деревянной лошадки-качалки, и заступаешься ты за него лишь потому, что боишься: он тебя на спине больше катать не будет. Но он будет, можешь не сомневаться, мне назло: ведь он такой благородный, честный тигр, делает всё вопреки!

– Никакая он не игрушка! – кричал, почти плача, Умбриэль. – Алатар живой и я его люблю!

– Ах, любишь? – проскрипел Репрев. – Ну и люби его, вы друг дружки стоите, а от твоей любви я отказываюсь! И моей ты больше не получишь, так-то вот!

– Не-е-ет! – с обречённым криком бросился Умбра к Репреву.

– Агния, будь добра, всунь мне копьё в ножны, – спокойно произнёс Репрев, не обращая внимания на горькие рыдания дракончика.

– О, я тебе его с большим удовольствием всуну! Так, что после меня никто не высунет, – над злющими глазами Агнии сгустились брови.

Но разозлённый Алатар это так не оставил: он ухватился зубами за ратовище, перпендикулярно копью, у самого наконечника, а Репрев захватил в пасть тупой конец копья. Оба рычали, оба фырчали и сопели, оба перекидывались свирепыми взглядами; ходили кругом, словно жёрнов на мельнице вертели. Алатар мог без особых усилий выиграть в эту игру, но ему приходилось рассчитывать силу, чтобы не вывихнуть противнику челюсть или не