Он потянулся было к ее руке, но она свирепо его оттолкнула.

– Как будто у меня есть дом, куда можно вернуться. Не волнуйся, я ухожу. Но это еще не конец, Камерон. Я все равно получу свои деньги. Ты меня не запугаешь.

Последнюю фразу она произнесла, ткнув пальцем ему в грудь, и Трейси заметила, как на его щеке дважды дернулся мускул. Камерон выглядел так, словно был готов на убийство, и ее внезапно охватила тревога, даже волоски на руках встали дыбом.

– До свидания, – проговорила Шарлотта Трейси. – Удачи вам.

И вышла, захлопнув за собой дверь.

Некоторое время ни Трейси, ни Камерон не говорили ни слова, потом он привлек ее к себе.

– Прости, что так получилось. Ты как, в порядке?

– Все хорошо, – соврала Трейси. – Просто я удивлена. Вроде бы ты говорил, что у вас с матерью Маркуса добрые отношения.

Камерон отпустил ее и сел на край кровати.

– Так оно и есть.

Брови Трейси взлетели вверх.

– Когда она здорова, – объяснил Камерон. – Не нужно судить Шарлотту слишком сурово. Ничего удивительного, что она умственно нестабильна. Как ты знаешь, она прошла сквозь ад.

– Да.

Трейси знала и, по правде говоря, вовсе не осуждала Шарлотту. Ей показалось, что эта женщина совершенно в здравом уме. Разгневанная – да, сверхэмоциональная, безусловно, но не сумасшедшая.

– Я давно не видел ее в таком состоянии. – Камерон печально покачал головой.

– В каком?

– Ну ты же сама все видела. Несет какой-то бред. Выдумывает безумные конспирологические теории.

– Так ее не выселяют? – спокойно спросила Трейси.

Камерона это сильно задело.

– Выселяют? Конечно, нет! Я бы никогда ничего подобного не допустил. Финансово Шарлотта обеспечена с избытком. И так будет всегда.

Он встал, подошел к гардеробу и вытащил пиджак. Сшитый на Савил-роу[18], классического покроя, он сидел на Камероне великолепно.

Повернувшись, он поцеловал Трейси в макушку.

– Пусть это тебя не волнует, ангел мой. Тебе хватает своих проблем. Завтра я первым делом позвоню доктору Уильямсу и постараюсь убедить его заняться Шарлоттой. Кроме того, поговорю с попечителями, просто проверю, не отправляет ли она все свои алименты сайентологам или еще кому-нибудь в этом роде. С ней все будет нормально. Обещаю. А пока пойдем пообедаем и постараемся обо всем забыть.

– Хорошо. Я только подкрашусь немного.

Трейси вошла в ванную, заперла за собой дверь и напряженно уставилась на свое отражение в зеркале.

Все, что говорил Камерон, звучало вполне убедительно: от горя действительно можно стать неадекватной. И в досье ЦРУ соглашение о разводе супругов Крю было представлено как финансово очень щедрое: оно включало документы на передачу Шарлотте права собственности на их квартиру на Парк-авеню и значительное месячное содержание.

«Если эти условия соблюдаются», – подумала Трейси.

Но с другой стороны, почему бы их не соблюдать? Разве не может быть, что убитая горем мать все еще страдает душевным расстройством? С другой стороны, скупость богача Камерона, который будет экономить на своей бывшей жене, выглядит неправдоподобно.

Конечно, он все соблюдает. Она вела себя просто глупо.

И к тому времени, когда Трейси закончила приводить себя в порядок, она почти убедила себя в этом.

Люси Грей тепло улыбнулась молодой женщине, нервно присевшей на краешек ее дивана.

– Давно не виделись, Кейт. Как ваши дела?

– Прекрасно, – без улыбки ответила гостья, тщательно разгладила складки на юбке и уставилась в окно.

Доктор Люси Грей работала психотерапевтом больше двадцати лет, за это время проконсультировала сотни пациентов, но мало кто произвел на нее такое впечатление, как Кейт.

Запоминаются всегда неудачи.

Молодая вдова начала посещать сеансы пять лет назад, сразу после смерти мужа. Больше года она приходила на тренинги регулярно, затем начала пропускать, а потом и вовсе перестала приходить. Время от времени она все-таки появлялась, однако Люси, к стыду своему, так и не сумела добиться с Кейт заметных результатов и до сих пор практически ничего не знала о ее личной жизни, работе, общении с окружающими, друзьях. Зато ей было хорошо известно горе Кейт, ее тоска по умершему мужу, которая поглотила ее, как вспыхнувший огнем газ. Но это все, что было ей известно, все, что их связывало. Словно Кейт Эванс полностью ушла в свое горе. Но так быть не должно, во всяком случае, после пяти лет психотерапии.

Разгладив юбку, Кейт стряхнула с кашемирового свитера едва заметную пушинку. Как всегда, она выглядела безупречно ухоженной: ноги абсолютно гладкие, копна темных волос, рассыпавшихся по плечам, блестит, будто смазанная маслом.

Еще доктора Люси Грей беспокоили в молодой вдове ее чрезвычайная осторожность, осмотрительность и сдержанность: каждое ее движение или высказывание было выверено до предела. Из-за этого происходящее между ними казалось не вполне реальным, не искренним, лишенным доверия.

Люси невольно чувствовала себя так, словно это спектакль, в котором она лишь играет роль психотерапевта, что очень сбивало с толку и нервировало.

– Почему вы пришли сегодня? – спросила она мягко.

Кейт подняла на нее измученные глаза.

– У вас в жизни никогда не было ситуаций, когда то, что вы задумывали как благое дело, из лучших побуждений или соображений справедливости, вдруг выходило из-под контроля и приводило к ужасным последствиям?

– Случалось. Не все оборачивалось так, как я ожидала, не так, как надеялась, – твердо ответила ей Люси.

– Но ведь никто не погибал из-за ваших ошибок, так?

– Вы правы, Кейт: никто не погибал. Не хотите рассказать, в чем дело?

Вдова медленно покачала головой, несмотря на то, что очень хотела все рассказать доктору Грей, отчаянно хотела. Ей или хоть кому-нибудь! Избавиться от этого бремени. Но разве это возможно? Если бы тут был Дэниел!

Но если бы волшебным образом он оказался здесь, ничего такого не случилось бы.

После звонка Хантера Дрекселя она практически не спала. Он хотел повидаться с ней и предложил встретиться, но это невозможно! От одной только мысли ее бросало в дрожь.

Алтея была всемогущей, бесстрашной, неуязвимой. Но Хантер Дрексель знал правду, потому назвал ее Кейт. Звук его голоса все разрушил, рассеял иллюзию, как это сделала Дороти, отдернув занавеску у Волшебника из страны Оз.

Но ее мысли занимал не только Хантер. Образы подростков из Нейе, их юные тела, изрешеченные пулями, не выходили из головы день и ночь. Смерть Генри Кранстона не вызывала никаких эмоций. Это убийство никому не было нужно, но проливать слезы по такому ничтожеству, как Кранстер, она не хотела. Но дети!