«молекулярном» параличе Православия, об этом была и экспертиза. Я понял так, что состояние богослужения для вас является лишь одним из симптомов этого паралича. В чем же состоят другие симптомы?

Приходский священник. Это трудно высказать и может быть нескромно, потому что касается более интимных сторон пастырства, хотя, конечно, наиболее интимное есть и наиболее существенное. Ну вот, например, разве не поражал вас никогда тот факт, что нравы нашей православной и «святой» Руси не только в наши печальные дни, но и во все-то времена были так грубы, а жизнь так мало дисциплинирована? Нечестность, пьянство, ругань, жестокость, леность, неряшливость – ведь это же все подлинные черты народной жизни от Владимира Святого до наших дней.

Светский богослов. Что же, вы отрицаете уже движение народной души ко Христу, начиная с Владимира, русскую святость, благочестие, мягкость, добродушие?

Приходский священник. Знаете, я больше других знаю это и порою удивляюсь этому. Иногда духовные чудеса раскрываются для духовника. И все-таки скажу, что духовная жизнь и потому вся культура, труд, творчество у нас как-то неорганизованы. Отсюда наша пресловутая отсталость, вечное ученичество перед более дисциплинированными внутренне народами Запада. Приходится просто сказать, что каковы бы ни были их вероисповедные заблуждения, в своей жизни они являются гораздо более христианами, а потому и гражданами, деятелями, патриотами, нежели наша «святая Русь». Это превосходство во всей жизни: хозяйственной, умственной, политической – сказать ли? Это превосходство ярче всего проявляется в великих испытаниях великой европейской войны, когда все народы проявили большие патриотизм и стойкость, то есть духовную выдержку и христианское самообладание, нежели наша несчастная Русь со своим бесконечным предательством и самоубийством. Страшное, страшное зеркало явила нам эта война, и все дальнейшее есть только развитие и обнажение того же самого.

Светский богослов. Всем существом своим протестую против этого заключения. Безбожный и буржуазный Запад развил мускулатуру воли по системе Тейлора и отравил своим ядом русского младенца-богатыря. Вот что обнаружилось в этой войне, и только всего. И видеть здесь превосходство в христианской жизни – это не только близоруко, но и непатриотично.

Приходский священник (твердо). И однако же это так. И мускулатура воли и даже система Тейлора – это все нравственная сила, которая выковывается только религией. Как ни печально это, мы должны это признать и в полной мере учесть уроки истории. Впрочем, мне не хочется отклоняться в сторону на эту больную и мучительную тему. Ведь вы не будете, во всяком случае, отрицать, что народная жизнь у нас наполнена и варварством, и язычеством. Работаем мы хуже всех, хотя способностями нас Бог не обидел, живем тоже хуже всех…

Светский богослов (горячо). Неверно это. Что значит хуже? В каком это смысле хуже?

Приходский священник. В самом элементарном. Не нужно заслоняться от печального факта возвышенностями: леность, распущенность, мордобой, пьянство, жестокость, богохульство и ругань – да нужно ли это сейчас доказывать? Сравните две деревни – русскую и колонию, загляните в околицу, посмотрите на их поля и орудия… Но, повторяю, не будем сейчас отклоняться. Мы хотим не судить, но понять. Я связываю это с тем духовным параличом Русской Церкви, о котором мы говорили. Благодаря ему русский народ не получил и не получает настоящего церковного воспитания, которым наделены были – приходится заключить – западные народы, и в особенности воспитания христианской воли и дисциплины. Русский человек любил монастырь и шел в монастырь, но если только он не оставался там совсем и не становился подвижником, это имело характер религиозных экскурсий in Griine[73], после которых следовало возвращение в свою собственную жизнь. Во время этого паломничества он способен был вытерпливать многое и испытывать восторги, но это стояло вне строя его собственной жизни: масло и вода так и не смешивались. Это выражалось так же в умилительном для многих, а для меня так ужасно русском обычае – пострижения в монахи перед смертью: здесь воцарилось с новой ясностью то понимание, что монашество не для жизни, и можно жить всячески, однако иметь право перед смертью надеть монашескую мантию или схиму. Спора нет. Без монастыря русская жизнь совсем перестала бы быть христианской, и даже кратковременное пребывание в духовной клинике освящало и распрямляло душу. Но как метод духовного воспитания эта действенность никуда не годилась, точнее, здесь именно никогда не бывало никакого метода, что стало пагубно и отражается на нашем народном характере, лишенном внутреннего стержня. У нас тупо издеваются над немецкой точностью и аккуратностью, не понимая, какой духовный капитал и какая христианская ценность здесь заключается. У нас злобствуют над иезуитским воспитанием, свидетельствуя тем самым о той исключительной духовной силе, которая может определить и совершенно определять человека, – а что мы можем этому противопоставлять?

Светский богослов (раздраженно). Так что же, у нас отсутствует, что ли, приходское благочестие? Какие странные речи можно иногда услышать от приходского священника. Неужели таково же и ваше мнение (к Иеромонаху)?

Иеромонах. Я, конечно, не могу так механически понимать церковную жизнь и разделить мир и монастырь. В патериках и житиях повествуется, что злая сила воздвигала всякие препятствия к основанию монастыря, – даже самая земля, освященная монастырем, освящает страну, источает благодатную силу, а тем более – святыня и молитва. В святости – сила Церкви; в монастыре – сила святости. Как не устрояет Протестантизм свою земную жизнь, а все-таки религиозно это есть пустое место, без святыни, без святости, без монастыря. И, значит, надо отказаться здесь от этого практического масштаба: последние будут первыми в Царствии Божием. Все христианство на этом стоит, и вне этого становится нелепостью.

Приходский священник. Я свободен от всякого пристрастия к Протестантизму и хорошо знаю то, о чем вы говорите. Но неужели же первенство в Царствии Божием принадлежит распущенности, пьянству, грубости, лени, равнодушию? У нас часто смешивается нищета духовная и покаяние грешников и мытарей с их блудной и греховной жизнью, и от этого бессознательного подмена получается прискорбное смешение, выходит, что «звериный образ» есть какой-то особый патент на Царствие Небесное. А ведь сказано: «Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи <…> ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют». Вот что сказано. Значит, святость святых, как она ни велика и ни угодна Богу (ведь были же святые в апостольский-то век, в тех апостольских общинах, к которым обращены эти строки), вовсе не заменяет и не оправдывает звериного образа, который есть, надо же правду сказать, мерзость пред Господом. И нечем здесь кичиться и перед честным