Радин прихватил кофейник полотенцем, налил себе кофе, попробовал и выплеснул в раковину. Кофе горчит, тревожность усиливается. Почему я до сих пор здесь? Я хочу увидеть Лизу и забрать картину из мастерской, даром, что ли, хозяин оставил меня без гроша. Хочу прийти на закрытие аукциона и поглядеть, как Варгас будет продавать своих рыб. Сверкая чешуей, как жидкая эмаль, там рыба грузная сквозь голубой хрусталь, дремотствуя, плывет.

Забравшись в ванну, Радин лежал в мыльной воде, пытаясь вспомнить следующую строку Эредиа: что же там дальше, огненный плавник, дрожь изумруда? Мыло у аспиранта было без запаха, а по цвету напоминало дегтярное, в памяти Радина такое мыло было связано с гремящим жестяным умывальником, висящим на дачной березе.

В наушниках шумно настраивали оркестр, так что он не сразу услышал стук в дверь, а когда услышал, вылез из ванны и пошел в спальню за купальным халатом. Пока он возился, в замочной скважине повернули ключ, и дверь открылась. В коридоре щелкнули выключателем, кто-то зашуршал плащом. Зонтик стукнул о чугунную подставку.

Радин встал за дверью спальни, прислонившись спиной к стене и затаив дыхание. Кристиан вернулся домой? Разумеется, вернулся, его ведь никто не ищет, кроме меня! Нет тела – нет дела, как говорил комиссар в Бриатико.

Почему я стою тут как проворовавшийся дворецкий? Надо извиниться, вернуть ключи и быстро уйти. Если он, конечно, даст мне уйти. Он ведь знает, что я знаю.

Радин запахнул халат поплотнее и вышел на свет.

Иван

Я все устроил, сказал он тогда, пойдешь в тот бар возле рынка Больян, где мы пили пиво в пятницу, сядешь у окна. Надень черные очки, закажи водки, держись равнодушно, не улыбайся, побольше молчи. Вид у него был тот еще, глаза затравленные, как будто это за ним кредиторы бегают, а не за мной. Теперь-то я знаю, что было у него на уме. Жунта она жунта и есть. Не дружба, а шайка сообщников.

Я уже две недели говорю с Лизой не своим голосом, какой-то писк, а не голос, похоже, вина разъедает мне связки, будто известь. Пустой конверт лежит на дне шляпной коробки, она заглянет туда снова, когда получит деньги за мытье полов, чтобы сунуть очередную десятку.

В баре пришлось ждать около часа, я сидел там, глядя на стену с бутылками, похожую на медовые соты: горлышки торчали из отверстий, будто злые пчелиные головы. Я думал о том, что тупик, в который мы с Лизой забрели, можно назвать тупиком имени Джона Драйдена. Мужик переписал «Антония и Клеопатру» на свой лад и сделал из нее груду скучного александрийского сухостоя.

Любовь – это ничейная земля между чаянием и отчаянием. Я – в отчаянии, я собираюсь ее бросить и уехать из страны: perfidus, crudelis, nefandus, если я не путаю. Латинист у нас был отменный потешник, до сих пор помню семинар по Энеиде, где он бегал между партами и хрипло выкрикивал: как ты надеяться мог, нечестивый, свое вероломство скрыть от нас и отплыть от нашей земли незаметно?

Лиза знает, что я скоро уеду, но молчит. Я не хочу с ней спать, потому что у нее есть цель, а у меня нет, и это было бы смешно, если бы не было чистой правдой. Ее маленькое тело представляется мне плазменным шаром, сгустком чистой воли, а ее взгляд следует за мной повсюду, как глаза на портрете старика в замке Грипсхольм.

В баре было темно, в черных очках я плохо видел и чуть не пропустил появление заказчицы. Женщина вошла в бар, заказала себе у стойки кофе и подошла ко мне с чашкой в одной руке и пакетом в другой. Пакет она всю дорогу держала на коленях, я подумал, что там деньги, и почему-то разволновался, в деньгах есть что-то волнующее, особенно когда выигрыш на кассе получаешь.

Рот у нее был розовый, большой, он сжимался и разжимался, будто актиния, я просто глаз не мог оторвать. На ней было много пудры и черные очки, так что издали мы смахивали на двух клоунов, разыгрывающих шпионскую репризу. В пакете были не деньги, как потом оказалось, но там, в баре, я этого не знал и, когда она передала мне под столом набитый пакет, подумал, что там денег до черта, и с ходу придумал ей кличку: штази.

Радин. Четверг

– Такой ливень, что туфли уносит! – Малу стянула косынку, встряхнула ее и повесила на крючок. Некоторое время они стояли молча, она смотрела на его халат, из-под которого торчали голые ноги, а он смотрел на темно-красные волосы, которых раньше не видел.

– Не знал, что у тебя есть ключи.

– Это на вас халат Кристиана, – сказала она, сбрасывая туфли и проходя на кухню. – А ключи у меня остались со старых времен.

– Чем я могу тебе помочь? – Радин снова поставил кофеварку на огонь. В этой стране кофе угощают не спрашивая, даже если гость явился за полночь. Малу пристроилась на кухонном подоконнике, подогнув под себя босые ноги. Радин подумал, что она сидела так много раз, только вместо него кофе заваривал хозяин квартиры.

– Я пришла вас нанять. – Малу открыла сумку и достала вязаный кошелек. – Мне нужно, чтобы вы Гарая нашли. Много платить не смогу, но работы всего на пару дней.

– Нанять меня?

– А что, мои деньги хуже денег Варгас? – Она вытряхнула на стол бумажки из кошелька. – Остальное после работы. В пятницу я как раз жалованье получу.

– А зачем он тебе? – Радин прикрутил огонь и услышал, как она чихнула у него за спиной. – Жениться обещал?

– Кота здесь нет, а кошатиной пахнет. Найдите Гарая, пока хозяйка его не добила.

– Твоя сеньора? Ты считаешь, это она отправила его в больницу?

– Я считаю, что ей самое место в тюрьме. – Она снова чихнула, достала платок и вытерла нос. – Вы сами ее подозреваете, поэтому к нам и ходите. Но имейте в виду, на суде я от всего откажусь.

– На каком еще суде?

– Суд будет, не сомневайтесь. Я слышала их ссору с Гараем, когда он на виллу приходил. Потом он вышел, ущипнул меня за щеку и говорит: подслушивала, тихоня? И где он теперь? Хозяйка с Кристианом ссорилась, ревновала его ко мне. Он тоже пропал, ни слуху ни духу. Вы связь видите или надо объяснять?

– Связь вижу. – Радин поставил перед ней чашку. – Но ты вроде обещала не врать. Тогда расскажи, как носила хозяину пироги в Матозиньош. И зачем тебе на самом деле Гарай.

Некоторое время служанка сидела молча, нахмурив сросшиеся брови, потом пожала плечами и одним движением стянула свитер через голову. Под свитером не было белья, на свет явились две смуглые груди, блеснул золотой крестик, и Радин отвел глаза.

– Да падрон пропал бы там без меня, – сказала Малу, выдержав паузу. – А со мной не пропадешь, сами видите.

– Твой хозяин много работал в той мастерской?

– В том-то и дело, что работал! – Она улыбнулась с такой гордостью, что Радин не выдержал и ответил ей улыбкой. – Как ни приду, он с кистью пляшет, весь заляпанный, как маляр, трезвый и веселый. Так вы беретесь за дело или нет?

– Я не буду на тебя работать, но за информацию спасибо. – Он аккуратно сложил деньги в вязаный кошелек и положил его на стол.