– Тут и думать нечего. Мне нужны гарантии, я дам показания на обоих. – Он поймал недоверчивый взгляд Радина и добавил: – Да, на обоих. Эта женщина хотела моей смерти, она для меня ничего не значит. Есть и другие люди, которые хотят моей смерти. Я на всех дам показания. Вы продвинетесь по службе, в какой бы конторе вы ни служили. Завтра я уеду из страны, обещайте, что меня оставят в покое.

– Хорошо. Ваш друг прыгнул в реку, утонул, потом воскрес из мертвых, и за это его снова бросили в реку. Завтра вы уедете из страны, а теперь возьмите одеяло и ложитесь спать.

– Завтра я уеду из страны, – повторил Гарай, глядя перед собой. – И горите вы все синим огнем.

Доменика

Я шла по саду в ночной рубашке и носках, я всегда сплю в носках, с детства, тебя это когда-то забавляло, помнишь, что ты говорил? Что однажды на меня нападет пратчетовский пожиратель носков, который рычит так: грнф, грнф, грнф! Однажды ты его нарисовал – маленькое розовое чудище с хоботом, похожим на шланг пылесоса. Надо бы разобрать твои папки и найти его. Я шла мягко, ни одной веткой не хрустнула, но индеец все равно услышал.

– Кто тут? – Его тень заметалась по кирпичной ограде.

– Тише, не стреляй только, пойдем к тебе, мне нужна твоя помощь.

– Хозяйка, ты! – Он повел меня во флигель, и я рассказала ему, что мне нужно.

Я могла прийти к нему днем, но не хотела, чтобы служанка видела, как я возвращаюсь. Индеец на самом деле не индеец, но Малу зовет его так, и я тоже, все равно его имя я произнести не могу. Индеец вошел в дом, повозился там и вынес белую чашку, я думала, он собрался угостить меня чаем, но он поставил чашку на перила и сказал, что трава не опасная, человек помучается немного, а потом заснет.

– Будет ли там еда? – спросил он деловито, и я сказала, что будет, и еда, и питье.

Он объяснил мне, как сварить траву, у него, мол, кроме чайника, ничего нет, и по дороге в дом я думала, куда спровадить с кухни Марию-Лупулу. Мне нужно, чтобы мужчина ушел с вечеринки после первой же порции спиртного, сказала я индейцу, и он покачал головой:

– Крепкий мужчина?

– Толстый.

Его глаза в темноте казались двумя тусклыми белыми шариками, как те солярные лампы, что ты купил для розария, потом оказалось, что солнца зимой недостаточно, а если нечего взять, то нечего и отдать.

– Любовь – это как выйти в море, – сказал вдруг индеец. – Люди обычно боятся выйти далеко, жмутся к берегу, чтобы не угробить свои корабли.

– Любовь здесь ни при чем. – Я взяла чашку и увидела на дне горстку чешуек, похожих на сережки орешника. – Я сделаю это для твоего хозяина, чтобы избежать позора. Он сам бы так поступил, наверное.

Понятное дело, я знала, что соврала; ты бы сказал, что любой позор раздувает паруса искусства. Я заказала Гараю работы, потому что он подражал тебе со студенческих лет, знал твою манеру, дышал воздухом из твоего рта. А теперь он захотел скандала и славы. В моем доме он посмел угрожать мне. В твоем доме!

Тело вашего мужа не найдено, сказал адвокат, и нам придется ждать год, пока наследное право войдет в свою силу. Варгас требовала серию, которую ты обещал городу, я растерялась и сказала, что в доме траур и я открою архив к весне. Но до весны оставалось все меньше, обещание висело на моей шее, как мельничный жернов, тогда я пошла к Гараю и все уладила. Кто же мог подумать, что перед самым открытием он вцепится мне в горло. Он сказал мне прямо в глаза: вас распнут, Доменика.

Мне нужна была передышка, позже я нашла бы способ заплатить ему. Я видела, как он взволнован, как его радует эта маленькая власть надо мной, маленькое розовое чудище с хоботом. На открытии он вполне мог выйти на середину зала, постучать ложечкой по бокалу и сказать, что у него есть сообщение. Грнф! Грнф!

Радин. Среда

Жить чужую жизнь оказалось целебным занятием, пьянящим, как свежий виноградный сок. История, казавшаяся безнадежно запутанной, запуталась еще сильнее, будто сеть после шторма, но теперь в ней билась рыба, Радин чувствовал ее скользкие бока, и ему было весело.

Лиза наконец ответила. Выслушав его извинения, она сказала, что арест – это хорошая причина для отмены свидания, что репетиция закончится в полдень и что можно выпить чаю на набережной.

Чайная оказалась киоском во дворике, обнесенном стеклянной стеной, в окошке качалась растрепанная голова владельца, за спиной у него сиял начищенный медный куб с кипятком. Радин сел за столик под цветущим иудиным деревом, сообщил подавальщику, что ждет свою девушку, и поймал себя на том, что произнес это с радостью. Вкус этой радости он уже успел забыть. У него даже спину перестало ломить, хотя всю ночь он вертелся на диване, уступив надсадно кашлявшему гостю кровать.

На рассвете он все-таки заснул, а когда проснулся, увидел, что Гарай ушел. На кухонном столе лежали облатка из-под аспирина, бумажник и листок бумаги, свернутый вчетверо, на стуле висел больничный халат.

Радин повертел в руках свой бумажник, в котором осталась только мелочь, развернул записку и вынул из нее английский ключ с бородкой. На бумаге, выдранной из гроссбуха, было всего несколько слов: «работу заберете сами, деньги я взял, мы в расчете, ключ оставьте в багажнике ржавого форда». Перед уходом Радин собрал по карманам монеты и пересчитал, он был уверен, что на чайную ему хватит, но на всякий случай заказал бесплатную água de mesa. Ему принесли графин, в котором плавали ломтики лимона, и он успел опустошить его, когда Лиза вошла во двор, взяла у прилавка стакан с чаем, бросила сумку на стул и села напротив.

– Репетиция затянулась. – Она отхлебнула из стакана и поморщилась. – Опять индонезийскую корицу добавил. Так чего вы хотели?

– Хотел спросить, не приходилось ли вам видеть серию картин под названием «Мост Аррабида»? Вы встречались с Понти поздней осенью, может, он вам эскизы показывал?

– Встречались? Он же в августе погиб.

– Лиза, я здесь не затем, чтобы вас обличать. – Он смахнул со стола увядшие лепестки. – Так вышло, что хозяин дома, где скрывался Понти, рассказал мне об этих месяцах. Между поддельной смертью героя и настоящей. И о том, что вы приезжали в мастерскую.

– Поддельной? – Она сняла шапку, и Радин понял наконец, какого цвета у нее волосы. Серый и розовый блеск, приглушенный, почти матовый, такой была латунная стружка для чистки паяльника, которую он обнаружил в сарае, разбирая сокровища умершего деда.

– Должен признаться, я тоже не говорил вам всей правды. В прошлый раз я сказал, что вашего друга и Крамера видели на бегах в феврале, но теперь я не уверен в своем источнике. Похоже, меня ввели в заблуждение.

– Что ж, тогда говорить больше не о чем. – Девушка поставила стакан на стол. – Я надеялась, что узнаю новости про Ивана, хоть мелочь какую-нибудь, поэтому согласилась с вами увидеться. Но вы бесполезны.

– Давайте вернемся к живописи, – примирительно сказал Радин. – Понти уже начал свою серию, когда вы получили персиянку в «Щелкунчике», в конце лета он расписал вас хной в стиле мехенди, а осенью…