– И Уилсон Фиск примет живейшее участие в управлении городом? – хрипло усмехнулся Озборн.

– Именно так.

– Не пойдет, – покачал головой мэр. – Твои ошибки прошлого еще свежи в памяти.

– Меня уже пытались упрятать за решетку. Ничего не вышло. Мне теперь что, всю жизнь оправдываться? Где справедливость?

– Мы сейчас не о справедливости, – сказал Озборн. – Дело в отношениях с людьми.

Фиск осклабился.

– Норман, мы не в пуританском городишке на среднем Западе. Это Нью-Йорк! Здесь люди больше всего любят героев прошлого, особенно когда они возвращаются. Они будут счастливы увидеть некогда разорившегося магната, который вернул себе все. Они хотят видеть злодея, ставшего героем. А на всех помощников героя падает отсвет его славы.

Озборн бесстрастно взглянул на Фиска.

– Я подумаю.

– Ты уже подумал и пришел к какому-то выводу, иначе мы бы здесь сейчас не разговаривали. Говори, что я должен сделать, чтобы план сработал.

Озборн со вздохом покачал головой.

– Хорошо. – Он подал Фиску конверт. – Здесь список... требований. Ничего особенного.

Фиск разорвал конверт, вынул лист бумаги и быстро просмотрел его с первой до последней строчки.

– Снимаю шляпу, Озборн, ты все идеально распланировал. Если я срежу именно столько, то раны постепенно затянутся. – Он коротко кивнул мэру. –- Если ты хочешь именно этого, мы сработаемся.

– Я всего лишь думаю о городе, Уилсон. У меня есть возможность полностью изменить город и стать самым успешным мэром за долгие годы. Однако играть я вынужден жестко.

– Не то чтобы я очень любил метафоры, – заметил Фиск, – но ты уверен, что сможешь играть жестко на таком мягком поле?

– Мы деловые люди, Уилсон. К чему этот детский лепет?

– Просто напоминаю тебе, где мы живем. – Фиск показал мэру зажатый в руке лист бумаги. – Я предлагаю тебе пряник и надеюсь, что кнут не потребуется.

Озборн прищурился и сжал губы в тонкую линию.

– Уилсон, ты сам сказал – мы деловые люди.

– И я хочу вести дела полюбовно, – кивнул Фиск. – Твои требования вполне разумны, а я предпочитаю работать с разумными людьми. Однако напоминаю: оставайся таким же разумным и впредь.

– Рад, что у тебя такая четкая точка зрения.

– Я всегда рассуждаю просто и ясно.

– Неужели? – рассмеялся Озборн. – А как насчет этого чокнутого, который носится по городу и притворяется Человеком-Пауком? Не подумай чего, у меня нет никаких доказательств, но я тебя знаю. И хочу выяснить только одно: как ты нашел ему двойника?

– Если бы я принимал в этом хоть малейшее участие, – откликнулся Фиск, – то непременно поделился бы с тобой таким секретом.

– И все же, – не отступал Озборн. – Неужели наш Человек-Паук не единственный в своем роде? И существует целая раса Пауков, ожидающих приказа? Или ты его создал? Вырастил где-нибудь в лаборатории, в недрах Башни Фиска?

– Хватит! – взревел Фиск и шагнул вперед. – Не смей так со мной разговаривать! Я не кто-нибудь, а Уилсон Фиск!

– А я мэр города Нью-Йорка, – опустив глаза, тихо ответил Озборн.

– И если ты хочешь остаться мэром, то держи язык за зубами, – сказал Фиск. Грохот у него в голове понемногу стихал. Пульс уже не частил. Кулаки разжались. – Человеку свойственно стремиться к власти. Сам увидишь, когда захочешь поиграть в политику. Однако, когда разговариваешь со мной, помни, кто ты есть, или я поставлю на твое место другого – который почувствует, где истинное сердце города. Этот разговор состоялся потому, что ты умный человек и способен увидеть то, чему глупец не придаст значения, а вовсе не потому, что у тебя в руках реальная власть.

Фиск прожигал Озборна взглядом, пока тот не отвернулся.

– Все, разговор окончен, – объявил Фиск и вышел, оставив Озборна искать в полутьме дорогу к двери.

* * *

СГОРБИВШИСЬ на куче ящиков, Бингам смотрел вниз и внимательно слушал. Он жалел, что не захватил попкорн или картофельные чипсы. Он любил и то, и другое. В костюме, правда, жевать было не очень-то удобно, да и быстро становилось жарко. Однако от жары он не страдал, ему казалось, что он просто медленно варится, превращаясь в себя настоящего, каким ему суждено быть.

Ему нравилось слушать эти разговоры. Забавное зрелище. Он ждал сигнала, думал, что его могут позвать, и был готов действовать. Это стало бы еще одним преступлением Человека-Паука. Однако Бингам понимал, что его услуги вряд ли понадобятся. Эти двое сидят в одной лодке, хоть никогда в этом и не признаются. Они могут сколько угодно шипеть, угрожать и пялиться друг на друга – ничего не изменится, потому что Фиску нужен Озборн, а Озборну нужен Фиск. Уж так все закрутилось, и так и останется, пока один из них не сожрет другого.

Толстяк ушел первым, и Бингаму стало скучно. Дел он никаких не запланировал, поэтому можно было полетать по городу, опутать паутиной полицейских, повеселиться, сбивая с ног старушек, и завтра увидеть себя в утренних газетах. Бингам очень любил прыгать по крышам и стрелять паутиной, хоть таскать на плечах веб-шутеры было и тяжело. Его устройства для паутины получились тяжелее, чем у самозванца, и отдача от каждого выстрела из них оказывалась сильнее, чем он ожидал. Несправедливо! Бингаму даже сказали, что не будь его скелет укреплен специальными лекарствами, у него бы плечи вылетали из суставов при каждом выстреле.

Боли он не боялся.

Он готов был терпеть любую боль – ведь он Человек-Паук, а величие всегда идет с болью рука об руку. Так он думал. Или, может, услышал об этом по телевизору. Неважно, эти слова его зацепили.

И ему нравилось быть самим собой. Он с удовольствием летал по городу, мешал людям, пугал их. Недавно, притворяясь Пауком-самозванцем, он собирался толкнуть коляску с младенцем под самосвал. Дети приходят и уходят. И ничего бы особенного не произошло. Бингам бы дольше мучился, если б не убрал за собой бумажку от конфеты, а бросил ее на тротуар. И все же он тогда оставил мысль о коляске. Представил, как разорется Фиск, и передумал.

Еще придет время, когда никто не будет им командовать. Фиск думал, что он главный – вот глупец! Бингам держал его в кулаке, дергал его за ниточки. Вот только толстяку незачем об этом знать.

Пусть все думают, что он дурак. Люди его всегда недооценивали. Над ним смеялись в Бингамтоне, смеялись на улицах Нью-Йорка... и перестали смеяться, когда он познакомился с людьми из той лаборатории.

* * *

КРАСИВАЯ женщина, которую он встретил на улице, отвела его в микроавтобус. Там его напоили какао с белыми мягкими конфетками, которые он когда-то насаживал на палочки. Дали чистую одежду и сэндвич, каких он не пробовал в жизни. Салат из тунца в нем был нежный, сочный, с маленькими черными оливками, которые ему неожиданно понравились.