– Мы отвезем тебя в одно место, – сказала ему красивая женщина. Она очень понравилась Бингаму. – Там будет всегда тепло, много еды и питья. У тебя будет чистая одежда и своя кровать.

Люди считали Бингама глупым – и зря. Никто не стал бы делать столько добра, не ожидая получить ничего взамен. Это он отлично понимал.

– Что мне нужно будет сделать?

Она улыбнулась, восхищаясь его умом. Ее глаза прятались за странными очками в ярко-зеленой оправе. Бингам таких никогда не видел.

– Мы хотим проверить некоторые... лекарства, – пояснила она. – От них тебе, возможно, сразу станет лучше, однако – и я хочу сказать тебе правду, – возможно, сначала тебе может стать хуже. Но если ты заболеешь, мы тебя вылечим.

Бингам вообразил себя в кровати, а красивую женщину в смешных очках рядом. Она будет мерить ему температуру и кормить бульоном, как делала мама, пока не заболела. Мама давала ему лекарство и разрешала смотреть телевизор хоть целыми днями. Он согласился и подписал бумаги, на которых было написано, что он согласен делать то, что ему скажут, и красивая женщина велела водителю микроавтобуса отправляться в путь.

Они ехали очень долго, и Бингам не знал, где они находятся, потому что в автомобиле не было окон. Наконец, они остановились и вышли – машина стояла в подземном гараже. Было холодно, их шаги эхом отдавались в полумраке. Красивая женщина в очках открыла перед ним дверь, за которой их встретил мужчина – он совсем не улыбался.

Бингам больше никогда не видел красивую женщину в странных очках.

* * *

ОН ДУМАЛ, они поедут в дом вроде того, в котором он жил в детстве, только побольше и покрасивее. И там будут мягкие кровати, красивая мебель, новые тарелки с целыми краями и вилки с ровными острыми зубьями. Все оказалось не так. Это место было похоже на больницу, куда отвезли его мать, когда она заболела. Он даже не предполагал, что ему, возможно, придется заболеть, как матери, но красивая женщина говорила именно об этом. Они хотели сказать, что он заболеет, как мать, и даже хуже.

У него не оказалось своей комнаты. У него была кровать в спальне на пятерых, и люди приходили и уходили, когда с ними что-то случалось. У них поднималась температура, их тошнило чем-то жидким, а иногда кровью. Из одного как-то раз вытошнило вроде бы весь желудок. На лицах и телах у них вырастали шишки. Они плакали и звали маму. Ходили по ночам под себя, а по утрам лежали похолодевшие с открытыми глазами. Один мужчина разодрал себе лицо ногтями, а другие смотрели на него. И никто не кормил их супом.

Телевизор, правда, у них был.

Они должны были вести себя друг с другом вежливо. Рядом всегда были охранники, которые вмешивались, если один больной крал у другого десерт, или не давал переключать каналы телевизора, или просто вредничал. Они там часто злились и вредничали.

Зейн был самый вредный из всех. Многие просто сидели тихо и ни к кому не лезли, как Бингам, но вот Зейн с самого начала ко всем приставал. Он ставил подножки, сдергивал с соседа пижамные штаны, чтобы все посмеялись над голым задом. Он крал еду и швырялся ею, прятал пульт от телевизора и не отдавал. Говорил, что смотреть, как плачут нытики, которым не дают переключить каналы, куда интереснее, чем кино. Зейн сказал, что Бингам толстый, но Бингам точно знал, что похудел с тех пор, как ушел из дома, а от лекарств худел еще быстрее.

Иногда он говорил разным людям: «Я худой», – но Зейну он этого не говорил. Боялся насмешек.

Если Зейн уж слишком расходился, вмешивались охранники. Не сразу, конечно, им же надо было отложить смартфоны и журналы, или что там было у них в руках. В конце концов, они давали Зейну нагоняй. Все, кроме Макгрегора. Он был старый и ленивый, с блестящей лысой головой, на которой подрагивал ободок седых волос, и необычно круглым носом с красной шишкой. У него были глаза с булавочную головку, и он смеялся, когда больные падали и плакали от боли.

Макгрегору Зейн нравился. Сначала охранник смеялся, когда Зейн издевался над другими, как будто смотрел комедию. А потом стал ему помогать. Вдвоем они прятали пульт от телевизора, или Зейн отдавал Макгрегору чей-нибудь обед, чтобы старик вылил его в канализацию.

А был еще и Риз – с ним Бингам почти подружился. У Бингама было не очень-то много друзей, но Риз оказался добрым, и Бингам старался тоже быть добрым в ответ. Иногда они делились воспоминаниями о прошлом или тихо сидели рядом и смотрели телевизор. Они проводили вместе целые часы, и им не бывало скучно.

Однажды Риз подавился. Еды у них никакой не было, и Бингам подумал, что Риз кашляет, но ему становилось все хуже. Риз упал, захрипел, его лицо покраснело, он схватил себя за горло.

В комнате была красная кнопка вызова помощи, и Макгрегор держал на ней палец, но не нажимал. Он просто смотрел на Риза и улыбался. Бингам хотел сам нажать на кнопку, но Зейн ему не позволил. Зейн схватил Бингама, а Макгрегор все смотрел, как Риз извивается на полу. Потом тот затих, его рот раскрылся, глаза остекленели, а под телом на полу появилось пятно.

Макгрегор нажал на кнопку.

– Судорожный припадок в седьмой палате, – сдавленно произнес он в микрофон.

Как только охранник отпустил красную кнопку, Зейн расхохотался. Ему вторил Макгрегор. Они весело хлопали друг друга по плечам, как будто их любимая команда выиграла матч.

Когда тело Риза унесли, Бингам осознал, что стал другим. Он изменился. Нет, он не вырос. И не сказать чтобы какая-то часть его исчезла насовсем, а на ее месте возникла новая. Теперь он просто весь состоял из старых и новых частей. Так ему казалось. Его тело менялось, но оставалось при этом его телом. Ему приходили новые мысли, но это были его мысли, собственные. Наверное, было слово, которым назывались эти перемены, но Бингам этого слова не знал.

В тот же день, вечером, Зейн спросил Бингама, почему он не льет слезы по милому дружку. Бингам схватил его за волосы и разбил ему голову об пол. Он бил и бил его головой об пол, пока от нее ничего не осталось. Череп раскололся, а все, что было внутри, разлетелось по стенам. Макгрегор сразу же нажал на красную кнопку, однако к тому времени, как прибежали врачи, и сам охранник уже не дышал.

* * *

БИНГАМА отвели в кабинет директора, который работал на самого главного босса, очень важного. Никто не хотел расстраивать директора, и уж точно никто не хотел расстраивать босса.

Бингам сделал и то, и другое, и, хоть в больнице ему не очень-то нравилось, он не хотел возвращаться на улицу, в холод и голод. Без Зейна и Макгрегора жизнь вполне могла наладиться. Жаль будет, если его выгонят за то, что он сделал жизнь в седьмой палате спокойнее, избавившись от них.

Директор был пожилым мужчиной с длинным носом и белой бородой. Он смотрел на Бингама очень серьезно, но не сердито. Сначала он спросил, понимает ли он, что поступил плохо и почему, однако сам почти не прислушивался к ответам. Он хотел знать, нападал ли Бингам раньше на людей, нарочно ли он напал на Зейна и Макгрегора и знал ли заранее, на что способен.