— Обожаю так двигаться, — проворчал Саня, следуя за гидом в знакомый плиточный двор.

Парочка заспешила по территории к массивной Двери в чёрной ограде. Архангел традиционно впереди, а ведомая им душа следом.

У человека должна быть цель в жизни. Если цели нет – то он животное. Жизнь дана, чтобы её прошагать. Не пролететь. Лишь бы не проползти, — тоже верно. А смерть возводит эти логики в разряд абсолюта, насаждая отлетевшую душу комплексами, если человек имел неосторожность жизнь тупо просрать.

Карманник собрался с мыслями. Молвил, догоняя старца:

— Слышь, Гаврила. Я тебя спрашивал не про бабу, а про типа, у которого был.

Архангел поинтересовался, не замедляя шаг:

— А у кого ты был?

— Ну, у какого-то заморыша в толстых линзах. Зовут на букву «Б».

— Благочестивый, помощник Иисуса. — Гавриил встал у Двери. — В земной жизни был инквизитором.

— Ке-ем? – переспросил Саня, тормозя рядом.

— Инквизитором, сжигал еретиков на костре, — пояснил гид. – Открой, пожалуйста, Дверь. Она из дуба, и у меня больше нет таких сил, все истратил...

Сидоркин его не слышал, невидяще уставившись на тяжёлое дерево калитки, он вспоминал…

* * *

…Средней полноты белокурая женщина, лет тридцати пяти, в строгом длинном платье, рассказывала, стоя у доски с указкой в руке:

— Инквизиция – это судебная организация, действующая под крылом  католической церкви против инакомыслящих, которых называли еретиками. Еретики выступали против главных догматов Церкви и лично против Папы Римского. Призывали церковников отдать все богатства и жить так, как завещал Иисус – Божий Сын, то есть в бедности. Но Церковь и лично Римские Папы, все до единого, не хотели влачить, по их мнению, жалкое существование. Они привыкли купаться в роскоши. Поэтому восемьсот лет назад одному продвинутому Папе по имени Иннокентий третий, пришла мысль прекратить безобразия еретиков и учредить специальный суд. Там работали судьи-инквизиторы. Всех тех, кто хаял Церковь и Папу, приговаривали к сожжению заживо. Перед казнью инквизитор пытал еретика – втыкал ему в ногти булавки, вливал в рот воду, жарил на медленном огне. Видите, — учительница ткнула указкой в плакат на доске, — так инквизиторы сожгли Джордано Бруно – величайшего учёного своего времени.

Плакат изображал сожжение учёного – он стоял на высоком костре, привязанный к столбу. К ногам Бруно поднимались языки пламени. Кругом теснился народ.

Светленький мальчишка с синими глазами сидел за школьной партой, и внимал, открыв рот…

* * *

Воспоминание исчезло, Саня услышал просящий голос архангела:

— Чадо! Прошу, открой дубовую Дверь.

— Слышь, Гаврила!  — очнулся карманник. — Как драный помощник попал в помощники!? Разве инквизиторы не горят в аду, ёпт!?

Собеседник нравоучительно произнёс:

— В аду не горят, а подвергаются муке. Это совсем разные вещи!.. А Благочестивый… — гид чуть подумал, — он не попал в ад потому, что он грамотный и начитанный спец. Такие спецы везде нужны. – Старик скорчил жалобную гримасу. – Чадушко, открой Дверь, ну, пожалуйста! Я направлю тебя в гостиницу, и пойду домой отсыпаться.

— Хоккей, не кипешись, — задумчиво сказал Сидоркин. Он потянул на себя блестящую ручку. Дверь не поддалась. А рядом раздался мягкий вкрадчивый голос с нотками истеричности:

 — Ты что, совсем соображалки не имеешь? Надо сначала повернуть ручку, а потом тянуть. Дебило!

Карманник непонимающе осмотрелся. Невдалеке, в паре метров, щерился «голливудской ухмылкой» лев Иисуса. Отвернуться Санечка не смог, так и стоял вполоборота, тупо уставившись на зверюгу. Однако лев остолбенение принял за вызов:

— Почему ты на меня так зыришь? – сразу же забеспокоился зверь. – Сукой буду, ты точняк псих! Архангел, будь с ним осторожней, он может укусить!

Сидоркин всё-таки моргнул и сказал резонно:

— Если ты такой умный, может, сам откроешь?

— Ещё чего! – фыркнула зверюга. – Между прочим, мной владеет сам Иисус! Понимаешь!? Архангел, где ты его откопал? Веришь, сегодня утром предлагал мне залезть на пальму. Типа я макака!

— Уймись, Теобальдус, — мягко пожурил архангел. – Чадо, ты не спорь с ним, умоляю!

Холод в теле превратился в жар. Всегда настаёт то мгновение, когда страх начинает утомлять. И уже побоку, какое именно чувство придёт на замену трусости.

— Погоди, Гаврила, — Сидоркин выпустил дверную ручку, полным фасом развернулся ко льву, упёр руки в бока. И напыжил наливающуюся гневом харю.

— Ты чего, земеля? – лев поджал хвост. – Я просто подсказал, как открыть Дверь. Ничего личного! Я собрался пойти в бар, попить «Ангельского Пунша»…

— Я тебе скажу, я чего! – заявил Саня, а потом и вовсе заорал. – Ты мерзкая, болтливая, трусливая и занудливая скотина! Про пальму ты всё врёшь! Давай, мля, занимайся своими кошками, а меня не трогай! Меня уже достал долбанный помощник с долбанными линзами на долбанной роже! И мне плевать, кто тобой владеет и куда тебя владеет! Ещё раз меня затронешь, и тобой уже никто и никуда не будет владеть! Ясно!?

Лев сжался в круглый комок. Жёлтые глаза бегали, мелкие зубки стучали.

— Угу, ясно… — лев изогнулся и бросился к ангелам у дверей замка. Запрыгал там и плаксиво запел:

— Не, вы слышали, ребята!? Настоящий маньяк и псих! Как быстрей отправить его в ад, не в курсе?..

Великаны молча стояли с огненными мечами наперевес. А Лёва продолжал скулёж:

— Придурок хочет меня убить! Я только глянул на его рожу, сразу понял – профессиональный цареубийца! Наверно, он убивал моих братьев на земле и продавал их шкуры!

Не добившись помощи или хотя бы сочувствия у стражников, лев поскакал за угол дворца.

— Благодарю, чадо! — нежданно сказал архангел.

— Обращайся, — перевёл дух воришка. Ручки дрожали, а головка мутилась. Но настроение стало светлым. Всплеск эндорфинов наполняет позитивом по самые гланды.

— Однако мой совет поторопиться, открыть Дверь и выйти наружу! — со значением предостерёг архангел.— Ты молодец, чадушко, но ссориться с Теобальдусом опасно. Он побежал за своим поваром, а повар сделает из тебя котлету.

— Да похрен, хоть ростбифом пугайте, — усмехнулись Санькины эндорфины.

Карманник повернул ручку, и потянул на себя дубовую Дверь.

50. Конская обида

Парочка вышла за ворота. Тяжеленная дубовая Дверь закрылась за путниками бесшумно.

— Чудесно! Прелестно! Аве! – парочка на минутку задержалась. Гавриил всегда тут отдыхал, любуясь видами, а Сидоркин впервые наслаждался