Шрифт:
Интервал:
Закладка:
51. Небесная гостиница
— Номер один, восемь, — произнёс карманник.
Он легко толкнул голубую дверь с табличкой «1,8», она так же легко отворилась. Без ключей и карточек, даже драный шпингалет не висел.
Сидоркин прошёл внутрь, тупо встал посреди помещения. Небольшая, чисто выбеленная, комнатка. Пружинная кровать с тюфяком и подушкой, стул, тумбочка, окно. Стола, и того не было.
— Не пять звёзд, — критически вымолвил воришка.
Тотчас же сзади послышался резкий, но приятный голос:
— Пять звёзд здесь тож есть. Да такие звёзды, что любой турецкий «Резорт Спа» нервно курит, — голос звучал по-русски и без акцента.
Ворик обернулся и увидел на пороге крепкого черноусого мужика. Высокие сапоги, кожаная жилетка, шляпа-сомбреро.
— Привет! — поздоровался гость, сверкая белоснежными зубами. – Я управляющий сей шараги, зашёл познакомиться.
— Привет, ты русский?
Мужик огладил усы, по-хозяйски зашёл в комнату, остановился напротив:
— Я мексиканец, чувак!
— Нехило по-русски болтаешь, — заметил Сидоркин. – Впрочем, как вижу… тут все на нём изъясняются.
— Конечно, — пожал мексиканец мощными плечами. – Русский – это любимый язык Иисуса наравне с латынью. А так как на латыни ныне и присно говорят ток святоши и врачи, то… Тебя-то как зовут?
— Саня. Я из Москвы.
— А я Игнасио из Акапулько, — мексиканец протянул широкую мозолистую ладонь.
Карманник крепко пожал. Ладонь была тёплой и чуть влажной.
— Слышь, Игнасио, я, правда, на Небесах? И я, правда, отбросил копыта?
— Странный вопрос. Конечно, да.
— Здесь всё слишком по-земному, блин! И я имею в виду не эту комнатку.
— Естественно, — рассудительно отозвался Игнасио. – Небеса – это проекция земли и, следовательно, они должны соответствовать нашим привычкам и менталитету. На период пограничного состояния, до Божьего решения о постоянной прописке души.
— Складно трепешь, как профессор, — усмехнулся Сидоркин. – Внешне не скажешь. Ты больше похож на ковбоя из американского вестерна. Не хватает револьверов и лошади.
— Поработай тут с моё… — философски протянул мексиканец.
Скрипя сапогами по дощатому полу, он подошёл к окну. Саня, помедлив, тоже встал рядом. Сквозь пыльное стекло взгляд упирался в стену соседнего отеля. В номерах с видом на море, по ходу щас кайфуют те самые непорочные гаврики, с летающих тарелок в космосе…
— У тебя номер эконом-класса, — ответил на Санины мысли старожил. – Уже сейчас могу сказать, что путёвку в рай ты вряд ли получишь после Божьего суда.
Говори да не заговаривайся, чернозадец хренов. Сидоркина перекосило, ко рту подступила горечь, как типа дерьма пожевал. С другой стороны, откуда чернозаду знать, что у карманника с дьяволом проблемы личного свойства, и при лишь косвенном упоминании ада воришку трясёт как закодированного алкаша при запахе водки.
— Да-да, Санечка, вот так вот всё просто, — ухмыльнулся ковбой. – И в то же время сложно… Гостиница – это тюрьма, а сей номер – это камера. В отеле нет сторожей, уверяю, и ты волен выйти и идти на все четыре стороны света. Проблема лишь в том, что географии тут нет, как нет химии, истории, математики и физики. Тут нет ни хрена, и никакие законы не работают, кроме Господних.
— И что же там есть, за пределами отеля? – практично спросил Сидоркин, отлепляясь от окна. Он сел на кроватку, откинулся на стенку. – Быть может, я буду первым, кто сбежит из-под Божьего суда?..
Мексиканец обернулся лицом к комнате, подпёр узким задом подоконник. Скрестил крупные руки на груди. Усмехнулся:
— За пределами моего отеля другие отели. Дальше находятся ад и рай, а ещё дальше другие галактики и вселенные… некоторые пригодны для жизни и смерти, другие годятся ток для жизни, а в третьих нас ждёт одна смерть… Ещё рассказать?
Да и хрен с тобой, дон Педро. Тоже умник, мля. Сидоркин насупился. Однако пятисекундная пауза его самого быстро утомила, и он задал новый вопрос:
— Чем здесь вообще можно заняться?
— Ну… можно пойти в кафе, пожевать капустных листьев. Или отведать гуляш из морковки под бутылку «Водички». Если повезёт, получишь порцию рыбы. Мясо, извини, не держим… По вечерам крутим фильмы из жизни пророков и святителей. Хочешь, играй в лото или в шахматы в Лобби-баре.
— Хреновей выбора ещё не встречал, — мрачно сказал Сидоркин. Он привычно закинул ногу на ногу. — А чем занимаешься ты? Только не говори, что шашки, блин, и прочее…
— Режемся в кости с ребятами, — просто ответил Игнасио. – Снимаем девочек в местном клубе. Пьём текилу под душистую сигарку. Прожигаем теперь уж бессмертную житуху.
— Тут можно пьянствовать? И девочки… и игры… – снова удивился Санёк. Впрочем, он только и занимался удивлением с тех пор, как стал душой и покинул землю.
— С бабками можно всё и везде, — просветил мексиканец.
Сане полегчало и даже похорошело. И он даже искренне заулыбался.
— И какие же пятаки здесь в ходу?
— Старые добрые американские доллары… катят и английские фунты. Ну и, конечно, золото любой пробы и в любом формате!
— А русские рубли, ёпт? – заинтересовался ворик.
— Ситуация такова. На сто русских рублей можно купить то же самое, что и на один американский доллар, — разъяснил Игнасио.
— С чего рубль такой дешёвый?
— Не знаю… Я всего лишь управляющий гостиницы, а не финансист.
— Здесь что, такая традиция? – насмешливо поддел Саня. – Лепить отговорки. Я не финансист, я не учёный…
— Ты о чём, чувак?
— Проехали, но пасаран, — Сидоркин бодро вскочил с коечки, прошёлся крупным шагом по номеру. – Я вот чего не догоняю. Ты сказал, что русский – любимый язык Иисуса. А раз так, то вы…
— Санечка! — перебил потомок конкистадоров. – Если русский – любимый язык Иисуса, это не значит, что должно преклоняться перед всем русским. На Небесах из русского ценятся ток язык и бабы.
Привычка – дело наследственное. Все потомки Америго Веспуччи пытаются открыть свои америки… а на всех америк не хватает. Сидоркин усмехнулся:
— Русские бабы ценятся везде. Ну, хоккей, и как сюда попадает бабос? Неужто с Земли? – Он саркастически залыбился.
— Само собой, с Земли, — удивился мексиканец. — Не сами ж мы бабки печатаем.
— Дак разве возможно такое? – вскричал Сидоркин. — Даже присказка