Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крокодил остановился посмотреть на них. Не удержался.
— Вы мигрант? — приветливо спросила его девчушка.
— Да, — сказал Крокодил. — Но я прошел Пробу. И, как ни смешна была рисовка перед девочкой, почти ребенком, он гордо показал ей удостоверение на цепочке.
— Я тоже прошла, — ответила она с не меньшей гордостью и вытащила из складок просторной блузки похожее удостоверение. Тварь, похожая на помесь кота с утюгом, заволновалась: ее почти перестали поглаживать.
— Таких не бывает, — сказал Крокодил, глядя на тварь.
— Не бывает, — согласилась девушка. — Он искусственный. Но живой.
— Это твой?
— Брата. Я везу его к ветеринару. В смысле Мурзика, а не брата. Брат занят.
Крокодил несколько раз провернул в уме имя Мурзик. Фонетически — непривычно, странно. А по смыслу… «Имя кота». Не собаки, не кролика. Мурзик.
— Он болен? В смысле Мурзик, а не брат?
— Нет, уже выздоровел. Это плановый осмотр.
Подкатил вагончик. Крокодил сел в него вслед за девочкой и животным, Мурзик тут же принялся выглаживать жестким брюхом траву на полу кабины.
— Как у вас там? — вдруг спросила девочка. — В том мире, откуда ты приехал? Очень плохо, да?
— Как сказать, — Крокодил сразу потерял почву под ногами.
— Было бы хорошо, ты бы не уехал, ведь так? — уточнила девочка.
— Наверное.
— А какие там люди, как живут? Как работают, как развлекаются?
— По-разному, — Крокодил, сделав над собой усилие, протянул руку и погладил Мурзика. Поразился, какая холодная у того шерсть на голове. А проседь — это иней, оказывается.
— Он холодный, — сказал, чтобы сменить тему.
— Как снег, — согласилась девушка. — Он же Мурзик!
— Не боишься превратиться в сосульку? — пошутил Крокодил. — Ты однажды уснешь, а он залезет к тебе под бочок, и…
— Я ничего не боюсь, — она была лишена чувства юмора, как, похоже, и страха.
— Вообще ничего?
— Раньше боялась. Не сдать Пробу, — она бесхитростно улыбнулась. — А теперь — чего мне бояться?
— В самом деле, — улыбка Крокодила стала чуть более сладкой, чем ему хотелось бы. — Слушай… Расскажи мне, как девчонки проходят Пробу?
— А, это, — она порозовела, но не от смущения, а от удовольствия. — Это жутко трудно! Труднее, чем у парней! Живем в лесу, еду сами добываем, кроссы бегаем — часами, прямо с утра до вечера! Уже язык вываливается, а ты все равно бежишь!
— Самое трудное — это кроссы?
— Нет. — Она замялась. — Самое трудное — это власть над инстинктами. Донорство еще…
— Донорство? — насторожился Крокодил.
— Андрей Строганов, — милое женское лицо, возникнув на стенке кабины, с мягким упреком воззрилось на него. — Вы выбрали неверный маршрут. Вам стоит пересесть на административную ветку.
Кабинка притормозила.
— Ух ты, — девушка даже присела от восхищения. — Ты, видно, большая шишка?
— Нет. Я…
— А куда ты едешь?
— В этот… малый административный центр.
— Правда?! — Ее щеки порозовели. — Хотела бы я с тобой…
Кабина остановилась.
— Поехали, — быстро предложил Крокодил.
— Нет, что ты! Мне к ветеринару! Да меня и не пустят без приглашения, — девушка погрустнела. — Но я была на орбите в прошлом месяце, там есть экскурсионный модуль…
Дверь поднялась, как показалось Крокодилу, повелительным жестом — изгоняя заблудившегося пассажира.
— А где это? Малый административный центр? — спросил он устало.
— На орбите, — девушка подышала на замерзшую ладонь. — Ты разве не знаешь?
* * *
— Привет, Андрей.
— Желаю здравствовать, Консул.
Формула приветствия прозвучала без сарказма. Или почти без сарказма. К моменту, когда перед ним появился Аира, малоузнаваемый, строгий, затянутый в черный блестящий комбинезон, — Крокодил настолько ошалел, что готов был обращаться хоть «ваше величество».
Он думал, Раа уже удивил его всем, чем возможно. Он привык считать Раа эдаким курортом, совмещенным с парком экстремальных развлечений, но малый административный центр оказался неожиданно людным, жестким, железным устройством, механизмом, где вместо шестерней и шкивов двигались люди; здесь царствовала иерархия, невозможная в лесу или в парке. Непредставимая даже в зале суда с гигантским скелетом; даже на острове, где подростки и инструктор образовывали естественное иерархическое сообщество, нельзя было представить столь четких, ясных, жестких отношений. Это читалось в каждой детали — от покроя костюма до манеры говорить и смотреть; каждый держался с достоинством, и каждый занимал свое место не просто в пирамиде — в системе пирамид.
Всего несколько встреч, всего минут двадцать в комнате ожидания дали Крокодилу материал для выводов. Юноша, встретивший его в пассажирском тамбуре, поклонился женщине с переговорным устройством; женщина поклонилась мужчине в темно-сером комбинезоне, похожем на костюм химической защиты, тот поклонился еще одной женщине, постарше, с блестящими зигзагами на рукавах черного платья… Эта женщина склоняла голову, беседуя с кем-то отдаленно, она велела Крокодилу подождать, она, наконец, повела его куда-то по коридорам, похожим на капилляры, передала последовательно еще нескольким сопровождающим, и вот — появился Аира, строгий и черный, и поверить, что этот человек недавно бегал по острову в коротких штанах, было совершенно невозможно.
— Извини, что пришлось ждать. Пошли.
Следуя за Айрой, Крокодил очутился в помещении со стеклянной стенкой. Снаружи висел Раа — огромный зеленовато-желтый, безмятежный шар. Его свет заливал собой комнату.
— Красивая планета, правда?
— Я других не видел, — сказал Крокодил.
— Как? А свою?
— Только в кино. В смысле я никогда не был на орбите свой планеты. Другие — были, снимали… на пленку, — Крокодилу трудно стало подбирать слова.
— Что-то случилось? — Айра прищурился.
— Нет.
— Случилось. Ты приступил, я думаю, к жизни полноправного гражданина. И разочарован.
— Я?
Айра прищурился:
— Тебе не нравится на Раа?
— Нравится.
— Ты мечтаешь вернуться?
— Какой смысл об этом говорить?
Айра коснулся стекла. Изображение моментально изменилось; стенка была на самом деле экраном. «Ну конечно», — подумал Крокодил с легкой обидой.
Теперь камера смотрела не на Раа, а в противоположную сторону. В поле зрения, на самом краю обозримого пространства, маячила отдаленная орбитальная станция. Или просто спутник. Крокодил мог различить только зеленоватую плоскость, тускло отражающую свет.