— То есть жизнь на Земле — своего рода Проба?

— Да. Можно и так сказать. Проба, где от человека требуется прыгнуть выше головы… Стать сильнее, стать больше, чем он даже мог предположить. А потом, если он справится, ему дадут полное гражданство. Где-то там. Наверное. Но только… чистота эксперимента — ноль, условия чудовищно неравные, ну и…

— То есть ты считаешь, что замысел Творца на Земле искажен?

— Аира, — проникновенно сказал Крокодил. — Я готов ответить на любые вопросы, кроме дурацких. Я не могу постичь замысел Творца на Земле — по определению не могу, понимаешь? Как я могу судить, искажен он или, наоборот, прекрасно выполняется?

— Можешь, поскольку ты часть замысла.

— А я не уверен, что замысел вообще существует! Понимаешь, Земля — совершенно точно материальна, и материя лежит в основе и порождает идею, это совершенно точно, я это видел!

— Зоркий, — Аира улыбнулся. — А в чем главная разница между Землей и Раа, как ты считаешь?

— Земли нет. Раа… есть.

— Скорблю вместе с тобой, — сообщил Аира безо всякой скорби.

— Извини, — сказал Крокодил. — Но Раа с точки зрения землянина совершенно… искусственное образование.

Он задумался уже всерьез. На Раа нет войны и преступности, на Раа нет конкуренции в привычном для землянина виде, на Раа нет нормального искусства, нет литературы, кроме любительской. На Раа, похоже, нет религии, нет культа, нет, прости Господи, телевидения…

— Это, — начал он, подбирая слова, — как если бы девочка четырнадцати лет захотела придумать комфортный мир, где хотелось бы жить. Ни боли, ни страха, ни потерь. Ни жертв, ни хищников. Свобода, покой и смерть в глубокой старости…

— А мальчик?

— Что?

— Мальчик четырнадцати лет — придумал бы другой мир?

— Да. — Крокодил задумался. — Пожалуй. Там были бы дальние космические полеты и опасные враги, с которыми надо сражаться. И побеждать. — Крокодил запнулся. — Знаешь, Проба… В какой-то степени… подходит, да. Протез высшей цели. В совершенно бесцельном мире.

— Протез высшей цели, — медленно повторил Аира. — Знаешь, Андрей…

Он хотел что-то сказать, но вдруг оборвал себя:

— Ладно, это потом. Надеюсь, ты почитал кое-что по истории и знаешь, что Раа — не искусственный мир, но идеальный. Он создан волей Творца согласно его замыслу, это не предположение и не часть чьего-либо учения, а научный факт. И я тебя уверяю: ни Проба, ни стабилизаторы не входили изначально в этот замысел.

— «Я тебя уверяю» — это форма доказательства? — удивился Крокодил.

— Тебе никто не говорил, что в некоторых областях интуиция — главный инструмент познания?

— О да. Мир плоский и стоит на трех китах. Это интуитивно понятно… Кстати, почему все-таки на Раа нет космических программ?

— В смысле?

— В смысле полетов в дальний Космос, космических кораблей, а не орбитальных станций? На Земле, допустим, для этого не хватает ресурсов. А на Раа?

— Еще один хороший вопрос, — помолчав, сказал Аира. — Ты видишь то, чего не вижу я, потому что смотришь под другим углом зрения… Скажем так: мы не знаем, входят ли дальние космические полеты в замысел Творца. А теперь скажи мне важное: на Земле предусмотрен конец света?

— Да, — признался Крокодил, помолчав. — Совершенно точно.

— Значит, идея, заложенная в основание Земли, предусматривает историю: рождение, рост, зрелость, старость, завершение. Достижение цели.

— Смерть не может быть целью.

— Я не сказал «смерть», я сказал — «завершение»…

— В основание Земли не заложено никакой идеи! — перебил его Крокодил. — Только материя и ее свойства. И сейчас, когда мы говорим, Земля уже существует, по ней бродят здоровенные твари с холодной кровью и срут ледяным дерьмом на твою философию…

— Андрей, а каков, по-твоему, замысел Творца относительно Раа?

Крокодил запнулся.

Зал на орбитальной станции был похож на сказочный лес, где могли бы жить добрые медведи, или гномы, или даже кентавры. Крокодил не в первый раз отметил, как здорово обстановка на Раа способствует расслаблению. Доброжелательному созерцанию. Как прекрасно слушать в лесу цикад, под землей — поющих кротов, как комфортно струятся ручьи, как мягко поскрипывает мох…

— Что-то вроде «живем все дружно на мягкой травке, никто никого не ест», — процедил он, внутренне передернувшись от фальши. — Да не знаю я! Чего ты от меня хочешь?

— Ты прошел Пробу, — Аира смотрел ему в глаза. — Ты полноправный гражданин Раа. Ты имеешь право принимать участие в некоторых специальных программах, гм, мероприятиях… Какой, кстати, у тебя индекс социальной ответственности?

Скрипнуло дерево над головой Аиры. От ствола отделился, на ходу раскрываясь, яркий оранжевый цветок.

— Консул, ваш посетитель прибыл, — сообщило коммуникационное устройство.

— Проводите.

— Принято.

Цветок осыпался, украсив траву лепестками, и увял.

— Мне подождать? — нервно спросил Крокодил.

— Чего? — удивился Аира.

— К тебе посетитель, насколько я понял.

— Ну, это к нам посетитель… Так какой у тебя индекс ответственности?

— Один к пяти миллиардам, — признался Крокодил.

Аира недоверчиво поднял брови:

— Ты что же, анкету ногой заполнял?

— Как умел, так и заполнил.

— Ну ты и мигрант, — Аира покачал головой. — Права получил, а обязанностями подтерся?

— Меня никто не предупреждал, что это так важно.

— Надо было читать и спрашивать. Надо было не после Пробы, а в первый же день на Раа спросить информаторий: а что такое социальная ответственность? Как ее добывают? Какой в ней прок?

— В первый день, — сказал Крокодил, — я был занят немножко другими проблемами.

Раздвинулись ветки кустов, и на поляну вышел, сопровождаемый уже знакомой Крокодилу женщиной, Тимор-Алк; его волосы отросли, и салатная макушка сделалась густо-зеленой. На парне были обычные для Раа светлые шорты и свободная рубашка, но очень тонкой выделки, с мельчайшими узорами на воротнике, рукавах и штанинах. Он выглядел как любимая кукла, однажды забытая под дождем, а потом отмытая, вычищенная, трижды расчесанная, одетая в лучшие лоскутки и умащенная благовониями; что-то в нем было от исхудавшего домашнего мальчика, после дембеля наконец-то побывавшего в заботливых материнских руках.

Крокодил вдруг обрадовался так, как не радовался никому, наверное, с детского садика. Когда забирать его пришла не мама, как обычно, а отец, еще не уехавший ни в какую Америку, а просто живший отдельно. Крокодил так гордился перед воспитательницей и ребятами, особенно перед одним парнем, с которым они были соперники…