— Странно все обернулось, — нередко говорил Церб. — Из Эршира в Венгрию. Дома нас знать никто не хотел, играли мы в забегаловке, а тут стадионы собираем.

Морфей, когда Церб затевал разговоры подобного рода, обычно старался под каким-нибудь предлогом смыться. В свои двадцать два он был еще недостаточно стар для слезливых воспоминаний. Да и насчет стадионов Церб был не так чтобы точен: на стадионах они появлялись лишь для заполнения пауз в выступлениях групп познаменитее — вроде «Пантеры» или «Металлики». Собственно, и восточно-европейское турне сводилось к тому же, разве что футболки «Трупорубки» продавались на сей раз подороже: ей и еще кой-кому предстояло разогревать публику на концертах поседелого боевого коня «хэви-метала», группы «Слэйер». Ожидалось, что тысячи и тысячи восточно-европейских подростков повыползают из своих щелей, чтобы увидеть «Слэйеров», и если повезет, они и «Трупорубке» тоже похлопают, а кто-то из них, глядишь, да и купит ее компакт-диск или футболку («Только ручная стирка!»).

— Может, у тебя шея затекла, Морф, — высказала предположение Ильдико. — Просто заснул в неудобной позе, вот и все.

— Ага, с тобой рядом заснешь в удобной, — он поморщился, помассировал на пробу виски.

— Да будет тебе хандрить-то, — сказала Ильдико, теперь уже полностью одетая, обретшая обычную свою деловитость. — Сейчас я тебе кофе принесу.

— Только не ту португальскую дрянь из желто-синих пачек.

— Что ты, что ты, кофе у меня голландский, лучше некуда. «Адский эспрессо», — она смотрела на Морфея сверху вниз, сохраняя серьезную мину, пока до него не доперло, что это шутка.

— Ха-ха-ха, — сказал он.

Немного позже Ильдико уговорила его пойти прогуляться по свежему воздуху. Кислород плюс физическая разминка могут исправить «нелады», как она деликатно выразилась, с его головой. Они натянули анораки, перчатки, польские сапоги на меху и вышли из ее квартиры на улицу. Морфей нацепил темные очки — обычно он эту манеру мейнстримного рока не жаловал, однако сегодня залитый солнцем снег отличался какой-то неистовой яркостью.

— Волшебный денек, Ильдико! — окликнула их Гайналка, цветочница.

— Еще бы! — отозвалась Ильдико.

— Вот и в Шотландии люди только об одном и говорят, — пробормотал Морфей, стараясь не отрывать глаз от тротуара, на котором ноги пешеходов размесили снег в относительно терпимую сероватую грязь. — О погоде.

— Насколько я понимаю, это такая особенность, присущая людям вообще, — сказала Ильдико, увлекая его под брезентовые навесы уличного рынка.

Торговцы сегодня высыпали на улицу в полном составе. Лотки, как и всегда, были завалены мобильными телефонами, вышедшими из моды итальянскими кожаными куртками, поддельным спортивным снаряжением «Гэп» и «Адидас», уворованными голливудскими видео-фильмами, желтыми с синим пакетиками португальского кофе, календарями с портретами Бритни Спирс и дешевыми сладостями — предлагались, впрочем, и товары более традиционные: домашнее клубничное варенье, обезглавленные жирные курицы, альбомы с марками коммунистической эры, стопы краденной бумаги для принтеров, гигантские, покрытые плесенью салями.

— Не хочешь «Баунти»? — спросила Ильдико, окидывая взглядом доски на козлах, покрытые грудами шоколадок, которые доставлялись сюда из Америки через Арабские Эмираты.

— У меня… какое-то чудное ощущение в желудке, — ответил Морфей.

— Иными словами, ты чувствуешь себя больным? — сказала Ильдико, покупая себе «Марс».

— Я никогда не болею, — упрямо заявил Морфей и, сдвинув очки повыше, под капюшон куртки, начал рыться в пиратских компактах. Среди них обнаружился сборник «Слэйеров», озаглавленный «Величайшие хиты Слэйера» и совсем недавний альбом «Крэдл оф Филс» (с ума можно сойти).

— Ты же не хотел себя здесь найти, правда? — сказала, заметив его разочарование, Ильдико. — За нелегальные копии вам все равно ничего не платят.

— Нам и за легальные ни шиша не платят, — проворчал он. — Пираты, по крайности, тратят собственные денежки.

Ильдико сунула нераспечатанную шоколадку в карман куртки, застегнула на нем молнию.

— Надо сначала что-нибудь сытное съесть, — сказала она. — Пойдем в кафе «Калвин», «халаcле» похлебаем.

— Я не голоден.

— Тебе следует подзаправится к вечеру.

Впервые упомянула Ильдико о сегодняшнем выступлении: первом из двадцати двух, начале самого престижного — жми по газам! — из всех турне «Трупорубки».

— Времени еще куча, куча, — отозвался Морфей, чей взгляд привлек лоснистый журнал, который, судя по обложке, вполне мог писать о «трэш-метале». Оказалось — порнуха для мазохистов.

— Хочешь моего супа, Морф? — спросила Ильдико, размешивая в «халасле» сметану.

— Слишком рано для рыбных блюд, — ответил он. Освещение в кафе «Калвин» было приятное, приглушенное, а вот сметана, завивавшаяся в темном супе вокруг ложки Ильдико, вызывала у Морфа легкое головокружение.

— Час дня уже, — напомнила она. Концерт в замке начинался в семь тридцать, «Трупорубка» выступала вслед за «Ферфиаком» (отечественными имитаторами) в восемь пятнадцать. Морфей, все еще не оторвавший глаз от кружащей в супе сметаны, вдруг словно наяву увидел идеальное световое шоу своей группы — проблески красного стробоскопа и летящие, кружа, точно дервиши, арканы белого света.

— Мы их всех сегодня сделаем, — заявил он и, взяв вилку и нож, в бешеном темпе отбил по столу короткую вступительную фразу. Даже несмотря на скатерть, мощь и мастерство его ощущались безошибочно.

— Так будете что-нибудь заказывать или нет? — спросила официантка.

Морф вошел в дверь под вывеской, на которой значилось «ГИОГИСТЕРТАР». Слово это вполне могло быть названием восточно-европейской группы — играющей готику или «трэш-метал», — однако означало оно всего-навсего: «аптека».

— У меня болит голова, — сказал он стовшей за прилавком старой женщине в форменной одежде.

— Говорите громче, — попросила женщина, сложив чашечкой ладонь с узловатыми пальцами и поднеся ее к уху.

— Голова болит, — повторил Морфей. Лицо у него было пристыженное.

— Какие средства пробовали?

— Никаких. А что у вас есть?

Она повела рукой себе за спину, на стену, ощетинившуюся картонными коробочками. Судя по виду, тут имелись обезболивающие для каждого мужчины, женщины и ребенка, какие только сыщутся в Будапеште. Неужто в этом городе и вправду наберется достаточное количество голов, ломящихся от боли, достаточной для того, чтобы оправдать существование стольких таблеток?

— Я слышал, аспирин хорошо помогает, — сказал Морфей, ему хотелось, чтобы инициативу взяла на себя старушка.

— Да, с ним вам не придется платить бешеные деньги за всякие новомодные штучки. — Она, похоже, предостерегала его, проявляла материнскую заботу. — У нас на складе обычный аспирин горами лежит. Можете получить сотню таблеток за ту же цену, по какой продается двадцать «Бауэров».