На арену я, как и предполагалось, вышел последним. Четыре предыдущие схватки закончились с равным счётом. Два раза победили бойцы наместника, два раза наши. Раненые имелись и с той, и с другой стороны. Умерших не было.

Всё вооружение противника состояло из укороченного копья. Моё — из «любимой» сапёрной лопатки. Панцирей, поножей, наручей и щитов у нас не имелось. Единственной защитой служили шлемы с узкими прорезями для глаз. В драке не слишком удобные, но за неимением лучшего…

— Я предлагаю снять их, — глухо проговорил соперник перед началом схватки.

Его голос мне показался смутно знакомым.

— Согласен, — кивнул я, отступая на шаг и приподнимая руку к подбородочной дужке. — На счёт три… Раз, два, три!

Оба шлема полетели на землю.

Я ошарашенно замер.

Противник прищурился, наклонил голову и тихо, чтобы не слышали судьи, пробормотал:

— Здоро́во, двенадцатый.

Я вернул челюсть на место и так же тихо ответил:

— Какими судьбами, третий?..

Думаю, со стороны наш поединок смотрелся красиво.

Зрелище, достойное лучшей арены города. Прыжки, кувырки, удары, финты, уклонения… Всё, как положено в шоу.

— Здесь меня зовут Гас, и я не хочу убивать тебя, — сообщил «третий», когда судьи дали отмашку к бою.

— Я Дир и тоже не хочу убивать, — бросил я, уклоняясь от эффектного выпада. — Но у меня есть приказ.

— У меня тоже, — усмехнулся соперник, отпрыгивая назад, спасаясь от рубящего удара.

— Что будем делать? — спросил я его секунд через десять.

— Драться, что же ещё, — процедил сквозь зубы Гас. — Надо только решить, кто из нас победит.

— Что будет, если выиграешь ты?

— Меня заставят добить тебя.

— А если выиграю я?

— Мой хозяин главнее.

— И что?

— Сто против одного, меня он добить не позволит.

— Почему?

— Я чемпион.

— Я тоже.

— Против тебя шершавые и Совет.

— Плохо.

— Согласен. Поэтому выиграешь ты.

— Уверен?

— Уверен.

— Договорились…

Мы дрались яростно и «по-настоящему» зло. Никто не хотел уступать. Каждый хотел не просто победить «по очкам», а уконтропупить противника в ноль, чтобы хлестала кровь и летели кишки. Это видели все: судьи, трибуны, высокопоставленные зрители в княжеской ложе, данисты, обслуга кудусов, охрана… Даже не думал, что мы такие актёры! Куда там какому-то вшивенькому Нерону, поджёгшему по дурости Рим и не сумевшему после красиво и убедительно самоубиться, как и положено всякому истинному артисту и императору.

Решающий удар я нанёс, можно сказать, из последних сил, выбив копьё из рук Гаса, врезав ему черенком МСЛ по бедру на противоходе и рухнув на оба колена перед упавшим навзничь соперником. Видимо, лишь от усталости мне так и «не удалось» добить Гаса сразу. Драгоценные секунды оказались потеряны. Подскочившие судьи оттёрли меня большими щитами в сторону от побеждённого и принялись ждать решения устроителя праздника.

Гас не ошибся. Наместник даровал ему жизнь.

Но лично меня это не волновало. Перед самым окончанием схватки «третий» успел передать: «Три грации, завтра, после полудня». Собственно, эта фраза и стала сигналом, что драку пора заканчивать.

«Три грации» — так называлось известное в городе заведение. Я в нём никогда не бывал, но слышал. Услуги там оказывали разнообразные, от ресторации и сдачи комнат внаём до оргий по типу «имеем всех, до кого доберёмся». Встречу мой сослуживец по «Би-4» назначил днём, в самое что ни на есть детское время, когда чего-то неблагопристойного не происходило даже в местных притонах…

Даниста моей победой остался доволен. По слухам, он заработал на ней туеву хучу рехинов, но — вот ведь сквалыга — выигрышем не поделился. А может и поделился, но не со мной и извещать меня об этом не стал. Вопрос: почему? Ответ: видимо, потому что решил, что это бессмысленно. И вообще, зачем давать деньги тому, кого через день-другой в кудусе уже не будет? О том, что меня со дня на день продадут господину наместнику, не говорил в нашей школе только ленивый.

А утром у меня пропал левый сапог. Тот самый, с набойками, в котором я ходил убивать Барзиния. Ситуация идиотская, почти как у Генри Баскервиля из книги о всем известной собаке. Оставил на ночь у двери, чтобы почистили (для ветеранов и чемпионов подобное было в порядке вещей), а когда вышел утром из комнаты, увидел, что там стоит только один сапог, правый.

Ругань с обслугой ничего не дала. Сегодняшний чистильщик слёзно уверял меня, что сапог он не брал, и даже свежий фингал под глазом не убедил его признаться в содеянном. Вернувшись, я… нецензурная лексика… неожиданно обнаружил, что мой правый сапог тоже исчез неизвестно куда.

В итоге, плюнув на всё, я просто достал запасную обувку и, мысленно пообещав прибить шутника, побрёл на встречу со старым приятелем.

Днём зал «Трёх граций» выглядел традиционно и, я бы даже сказал, консервативно. Три десятка столов, за которыми поглощали пищу и вкушали вино десятка полтора посетителей. Никаких непристойностей, если, конечно, не считать таковыми сексапильных официанточек, снующих из кухни в зал и обратно. Хозяин заведения лично восседал за стойкой с напитками и внимательно следил за происходящим. В кудусе поговаривали, что он из наших, из «честных убийц», отпахал на арене несколько лет, получил третью метку, а после и вовсе выкупился.

Так или иначе, мою принадлежность к «сообществу» он определил сразу, с первого взгляда: лично вышел поприветствовать, сложил пальцы особым способом, известном только своим, и сопроводил до столика у окна, где меня уже ждал Гас.

«Третий» расположился вольготно, вытянув ноги в проход, откинувшись на спинку высокого стула и повесив сбрую с оружием на соседний. С собой он, как оказалось, взял небольшой топорик и меч. Я — МСЛ и длинный кинжал.

— Присаживайся, — кивнул Гас на место напротив. — Сейчас жратву должны принести.

— Только жратву? — усмехнулся я, усаживаясь за столик и выразительно щёлкая себя пальцем по горлу.

— Не только. Я ещё пива, сказал, пусть тащат. Думаю, кружки четыре нам для начала хватит.

— Для начала, согласен, хватит. А дальше посмотрим.

— Правильно говоришь, камрад Дир. Разговор у нас будет долгий. А на сухую я болтать не люблю.

— Верно глаголишь, камрад Гас, — ответил я в тон ему. — Горло в хорошем трёпе пересыхать не должно…

Наш разговор длился, действительно, долго, более часа. Слишком много накопилось вопросов, слишком много ответов и ответов не всегда однозначных. Но сперва случилось ещё кое-что.