— По местным законам, днём, с одиннадцати до девятнадцати, заниматься проституцией запрещено, — пояснил я приятелю. — Но это, как правило, мало кого останавливает.

Подвыпивший горожанин, не отпуская от себя подавальщицу, выбрался из-за стола и, масляно скалясь, повёл её к двери около кухни. Нэра несколько раз оглядывалась на хозяина, явно пытаясь его разжалобить, давая понять, что не хочет туда идти, но тот, ловко поймав брошенную гостем монету, с деланым равнодушием отвернулся от уводимой в «подсобку» официантки.

Парочка скрылась за дверью. Все, кто был в зале, сделали вид, что ничего не случилось.

— Не понимаю я этого, — процедил сквозь зубы Гас. — Почему этот сотник не грохнул всех тех, кто превратил его в бабу?

— Возможности не было, — пожал я плечами.

— Ну, хорошо, ладно, — не успокаивался приятель. — Но почему он тогда соглашается трахаться с мужиками? Ведь это же бред какой-то!

— А с кем ему ещё трахаться? Он теперь женщина, так что гормоны и физиология рулят. Может, это ему теперь даже нравится.

— Тьфу! — сплюнул «третий» с досадой. — Никогда не поверил бы, если бы сам не увидел. Не был он никогда мужиком, этот сотник. Мужик лучше сдох бы, но в шлюху не превратился.

Спорить я с ним не стал.

Бывший штрафник был прав, но…

Кто я такой, чтобы осуждать тех, кто не захотел умирать, кто оказался слаб и чью гордость просто сломали, походя, показав её несостоятельность и ничтожность перед реальным выбором — выжить, но быть униженным или остаться собой, но погибнуть? Здесь не Империя, не Земля и уж тем более не Россия. И Родину здесь никому защищать не требуется…

Минут пять мы молча жевали и пили, а затем возобновили прерванный разговор.

— Нам нужна информация о биостазисе, — сказал я. — Без неё нас отсюда не заберут.

— У нас и так полно инфы о Флоре, — сказал Гас. — И за неё нам простят любые грехи.

— Но биостазис…

— Мы заберём его из сейфа наместника.

После этого разговор снова прервался, и я принялся размышлять.

И чем дольше я размышлял, тем всё отчётливее и отчётливее понимал, что мы — дураки, а господин барон — гений.

Потому что теперь, даже при самом хреновом раскладе, я и Гас должны расшибиться в лепёшку, но выполнить нужную барону работу.

Потому что теперь, сам того не желая, главной помехой нашему возвращению в Империю стал тот, ради кого, собственно, и затевалась интрига — княжеский наместник Салватос…

Додумать эту мысль до конца и составить для себя план, как действовать, я не успел. В «Три грации» ввалилась целая толпа «шершавых». Одиннадцать рыл в серых бесформенных балахонах с чёрными полосками на плечах. И у каждого на поясе по здоровенному тесаку, а у двоих ещё и по арбалету.

Нагло, не обращая ни на кого внимания, отшвыривая попадающиеся на пути стулья, они прошествовали через весь зал, согнали с понравившегося местечка трёх испуганных посетителей и, сдвинув вместе сразу четыре стола, расселись вокруг, как братва на сходке.

Такое, как видимо, происходило здесь не впервые. Обслуживать гоп-компанию бросился лично хозяин. Возможно, из-за того, что с обычными подавальщицами «шершавые» могли обойтись не слишком любезно.

— Выпивки и закуски! — громко приказал один из новоприбывших. — Но только не пива. Мы эту мерзость не пьём.

— Не извольте беспокоиться, господа, — зачастил хозяин таверны. — Лучшие вина юго-востока из моих погребов в вашем распоряжении… Парс, Ларин, а ну-ка сюда по-быстрому! — бросил он в сторону кухни. — Живо вина для пробы! А потом гребешков сушёных, и крабов, и стельги из Пантиохии. Давайте-давайте! Одна нога здесь, другая там!..

Двое крупных парней, больше похожих на вышибал, а не на поварят или официантов, кинулись исполнять указания босса, а тот, получив от главного балахонистого горсть монет, вернулся обратно за стойку. Пятясь и кланяясь, с угодливой, словно приклеенной на морду улыбочкой.

Смотреть на него мне было неприятно. Вроде из «честных убийц» мужик, но, видно, не зря говорят, что деньги не пахнут, а у торгашей халдейство — вторая натура. Стоит лишь раз прогнуться, а дальше это уже на автомате идёт…

— Вот уроды! — презрительно хмыкнул «третий», отхлёбывая из кружки и явно имея в виду компашку наглых «шершавых».

— Из ваших что ли? — кивнул я в их сторону.

Гас покачал головой:

— Не, эти не из наме́стниковых. Тех я всех знаю. Эти из ваших, из городских. Хотя… какая, хрен, разница! И эти уроды, и те такие же.

— Согласен. А вообще, — понизил я голос, — здесь нам поговорить не дадут. Надо другое место искать.

— Эт-точно. Надо иска… — бывший штрафник неожиданно запнулся на полуслове и замер, глядя куда-то мимо меня.

Я оглянулся.

Из двери, ведущей в «приватную зону», вышел давешний любитель клубнички. Выглядел он соответствующе: абсолютно довольная физиономия, взъерошенная шевелюра, рубаха, наполовину выпростанная из штанов, расстёгнутая ширинка — видимо, просто забыл второпях. Ничтоже сумняшеся, клиент гордо прошествовал к выходу. Поравнявшись со стойкой, он показал хозяину большой палец — мол, всё зашибись, оттянулся со вкусом.

Как оказалось, взглядами его провожали не только мы.

«Шершавые» следили за ним всей компанией. Их рожи ничего хорошего не предвещали.

Тем не менее, купивший Нэру мужик выбрался из «Трёх граций» невозбранно. Ему повезло в том, что с поличным его не поймали. А вот на самой Нэре, наоборот, везение кончилось. Она появилась в зале через минуту, из той же двери, с опущенными глазами, в мятой, кое-как застёгнутой блузке. Её волосы были растрёпаны.

Сразу двое обладателей балахонов поднялись навстречу.

— Кого я вижу! Нэрочка! Давно из «Стрекозки» сбежала? — глумливо осведомился тот, что повыше, перегородив официантке дороге.

Что та ответила, я не услышал. Увидел лишь, как она вся вдруг съёжилась, втянула голову в плечи и попыталась бочком обойти остановившего её «шершавого». Однако не тут-то было. Он крепко схватил её за руку и потащил к своим.

— Не надо… не на… я ниче… не сдела… — донеслось до меня жалобное бормотание подавальщицы.

— А мы это сейчас и проверим! — громко захохотал балахонистый.

Его низкий напарник тем временем подошёл к стойке и грозно надвинулся на хозяина:

— Проституцию, значит, в запретные часы позволяем?

— Нет-нет, господин! Как можно?! — замахал тот руками. — Я ни при чём. У нас всё законно. А если что и бывает, то всё по согласию. Да-да, по согласию.

— И это проверим, — посулил низкий, вынимая из ножен тесак и обводя взглядом зал.

Посетителей ресторации за эту минуту убавилось. Трое, как минимум, сбежали, не заплатив. Ещё четверо просто оставили на столах деньги и тоже поспешили на выход.