— Ты вправе вскрыть его наедине, Джафар, — ответил консул.

А сам, не сводя многозначительного взгляда с капитана, протянул прихваченный со стола лист бумаги.

Сквозь брызги чернил и помарки, вызванные писанием наспех и на иноземном наречии — осторожный посол прибегнул к греческому языку — можно было разобрать:

«Закрытая карета ждёт тебя у чёрного входа. Поспеши в Гавр, там готовится к отплытию корабль в Новый Свет».

А ещё — на столе дожидался мешочек с деньгами и какие-то бумаги — очевидно, здешний пас-спорт…

Глаза капитана Джафара увлажнились. Нечасто его суровая душа смягчалось.

Он пытливо заглянул консулу в глаза — и обнял его.

Поколебавшись, поднёс записку к светильнику. Дождался когда пепел, под вздох ибн Шарифа осядет на ковёр…

— Я не привык уклоняться ни от опасности, ни от высшей справедливости, уважаемый Омар. Я готов.

Консул вновь склонился в поклоне.

И, не разгибаясь, указал на круглый столик на высокой витой ножке рядом с окном. Там, поблёскивая вкраплениями изумрудов в резных сандаловых завитках (сердце капитана болезненно сжалось при воспоминании о прекрасных глазах Ирис), поджидала его гибель — или… слава.

И хоть ноги, казалось, налились свинцом — он заставил их пройти эти пять шагов, отделяющих его от ларца.

Рядом, на атласной подушке, лежал золотой ключик на золотой цепочке. Миниатюрный, совсем не для пальцев, привыкших сжимать штурвал или саблю. Но и с ним капитан справился, хоть и не без внутренней дрожи. Вложил в скважину. Безошибочно, в правильную сторону, повернул. Не замечая, что затаил дыхание, откинул крышку…

И судорожно прикусил костяшки пальцев, чтобы не вскрикнуть от облегчения радости. Внутри был лишь свиток!

Впрочем, возможно, он излишне торопится, и шёлковая удавка ждёт его в свёрнутом пергаменте?

Он извлёк послание и обнаружил под ним то, чего не ожидал здесь найти: какую-то миниатюру, с первого взгляда — портрет… Однако Слово повелителя — то, с чем надо ознакомится прежде всего; и вот, почтительно приложив фирман ко лбу и устам, он сломал печать и развернул, наконец.

Первые строки заставили его побледнеть, вспыхнуть… и отшатнуться.

Не веря своим глазам, он перечитал ещё раз и протянул письмо консулу.

— Уважаемый Омар, не зачтёшь ли ты мне то, во что я, ничтожный, никак не могу поверить? Не ошибся ли Солнцеликий?

Помедлив, и в то же время борясь с любопытством, ибн Шариф вгляделся в первые строки — и тоже побледнел. Со злорадством покосившись на запертые двери, за которыми воцарилась мёртвая тишина, огласил:

— Вот что пишет Великий султан: «Приветствую тебя, мой новый капудан-паша!»

И, с нескрываемым удовольствием вновь поклонившись Джафару, продолжил:

— «Твои заслуги перед Османским государством велики, и, даруя тебе звание адмирала и командующего флотом, мы лишь воздаём тебе должное. Но не возгордись, оправдай наше доверие!

Нам стало известно, что Армада короля Филиппа намерена совершить дерзкий рейс к берегам Бриттании. И, хоть мы не в ладах с королевой-девственницей, но помощь ей скажется благотворно на наших отношениях с Франкией и королём Генрихом, чьей невестой Елизавета будет вот-вот официально объявлена.

Поспеши же в Марсель, где ждут тебя твои корабли, и отправляйся вдогонку испанцам. Подробные инструкции ждут тебя на «Солнцеподобном». Как ждёт и новый клинок, достойный твоей благороднейшей и вернейшей руки. Дабы твои ноги были быстры, прилагаю разрешение, данное заблаговременно самим Генрихом на случай, подобный этому, на переход секретным Старым Порталом до Марселя. Поспеши, капудан-паша!

И если поход твой окажется удачен — а иного мы не ждём! — тогда Османия укажет испанцам, кто сейчас настоящий хозяин в Средиземноморских водах. Тебя же, наш новый адмирал, опора нашего флота, ждёт награда: звание визиря — и рука моей племянницы Эмель, чьи добродетели и красота достойны такого супруга как ты. Да пребудет с тобой милость Аллаха Всемогущего и наша!»

Прикрыв лицо руками, не слыша возбуждённого гула голосов за дверьми, Джафар-ага сотворил благодарственную молитву.

— Прими мои поздравления, друг Джафар! — искренне сказал консул. — Воистину, ты заслужил эти милости.

— Возможно, — скромно отвечал бывший капитан, утирая со лба пот, катящийся градом. — Но теперь я должен доказать, что достоин и большего — той награды, что ждёт меня впереди…

…Много позже, прочитав подробный отчёт консула о принятии капитаном султанской милости, Хромец усмехнётся.

Тысячу раз был прав его покойный друг, говоря, что некоторых людей куда надёжнее привязывает благодарность, нежели страх. Теперь любимец сухопутных и флотских янычар весь его, с потрохами. И будет жилы рвать, служа не за страх, а за совесть.

К тому же, он не принял от консула предложенную помощь, пройдя тем самым дополнительную проверку на личную преданность ему, султану. Конечно, со временем люди меняются, рано или поздно власть и слава могут испортить и этого грека, но пока… пока пусть послужит на его благо. А там — будет видно.

И неважно, что на приёме в Лувре он смотрел на Рыжекудрую голодным взглядом, а потом ночи напролёт строчил газели — его внучатая племянница и впрямь хороша, а запретов на воздыхание капитану никто не оставлял. Как-то ему, вездесущему Хромцу, и в голову не приходило, что прекрасной пассажиркой можно настолько увлечься… Что ж, он молодой, полный сил мужчина, со здоровыми желаниями… Вот пусть и направит их на красавицу Эмель, с ней он быстро забудет об Ирис. Умнейшая девушка, единственная внучка покойной младшей сестры, характером и хитростью вся в их мудрейшую мать-валиде, уж она-то сумеет держать мужа на невидимом поводке, о котором тот сам и не будет догадываться.

И кровь Чингизидов через неё ещё приумножится в подлунном мире.

***

Не успела дверь за королевой закрыться, как Ирис бессильно рухнула в кресло, чувствуя себя совершенно разбитой. Этот день высосал из неё все силы, не магические, нет, но душевные. Сперва долгожданное свидание с капитаном Джафаром, закончившееся так несуразно, потом визит Елизаветы, вызвавший целую бурю внутреннего негодования: и это ей, Бесс, разбившей сердце Аннет, надо помогать лишь потому, что отказать нельзя из политических соображений? Потом известие о якобы проклятье, тяготеющем над Тюдорами и оказавшимся дымом… Считывание ауры, сама по себе работа ювелирная, тонкая, тоже отнимает немало усилий, а контроль за тем, чтобы Бесс правильно использовала толику доставшейся ей магии — тем более…

К тому же, тревожило, что слишком уж долго не возвращался Али. Даже если он решил забрать из монастыря Кизилку — пора бы им уже явиться.

Вздохнув, она окликнула Фриду и попросила приготовить горячую ванну. Душистая вода, сдобренная целебными маслами, ароматный пар, немного неги — и силы вернутся, равно как спокойствие и уверенность в себе. В ожидании, когда лакеи наполнят горячей водой большую деревянную лохань, она встала у окна спальни. Королевский экипаж уже скрылся из глаз, улочка вновь была тиха и пустынна…