class="p1">– Ну, Дафна, значит, завтра тебе сделают лучше. И тогда все закончится.

Что закончится? Он не понимал. Для него все уже закончилось, так что какая разница, и вот он сидит в психушке, на нем пальто Лу, еще пахнущее солью для ванн.

Он попробовал снова:

– Привет, Дафна. Или лучше Даффи?

Почему они задерживаются?.. Сердце билось слишком часто, и руки тряслись, старость брала свое, и он чувствовал себя усталым, очень усталым, ему некуда идти, потому что дом уже мертв, а мороз погубил ранние сливы, и он вспомнил, как спрятал сковороду, на которой Эми пекла оладьи, в чулан за граммофоном и старым кухонным столом, потому что не мог больше на нее смотреть.

44

Если бы сестра Даллинг не носила накрахмаленную униформу и струящуюся белоснежную накидку, пусть и не свадебную, она походила бы на буфетчицу. Крупная, с бледно-рыжими волосами и неприятным жирком на теле, она старалась не перекусывать между приемами пищи и курила, чтобы не чувствовать голода; и пока медсестры грызли сладости и поглощали пирожные за утренним и послеобеденным чаем, сестра Даллинг говорила:

– Нет, спасибо, я откажусь.

За исключением редкого печенья, когда доктор заходил на чашку чая, и тогда:

– Как вам чай? Хотите больше сахара? Может, чуть разбавить? – говорила она доктору, который сидел на лучшем стуле в кабинете и пил из лучшей чашки с красной ниткой, обвязанной вокруг ручки, чтобы отличать от чашек пациентов.

И пока доктор пил чай и улыбался, наслаждаясь своей славой, сестра Даллинг вспоминала слова, трудные слова из Медицинского словаря или Краткого оксфордского словаря, которые она держала в столе, и говорила очень солидно. В других случаях она использовала слова, более подходящие переодетой буфетчице, но также и медсестре, которая умела разговаривать с дикими людьми и приручать их, чтобы они следовали за ней, слушались ее и дарили подарки: стебель цветка, пустой конверт, шнурок, вырванную из журнала фотографию настоящих людей, живущих в настоящем доме, где двери и окна открываются, и ты знаешь, где ключ, висит на гвозде в судомойне.

В тот день, когда Боб и Тоби Уизерс пришли навестить Дафну, сестра Даллинг сама одела пациентку, выдав подопечной юбку и свитер, новые чулки, рождественские штаны, приготовленные и отмеченные белой лентой, и шляпку с широкими полями, единственную, которую она смогла найти в гардеробной, чтобы прикрыть голову Дафны на случай, если ее родственники испугаются, увидев лысину.

– Тебе идет шляпка, Дафна. Ты похожа на кинозвезду.

Дафна в мертвой комнате посмотрела на красивую шляпку, видя только коричневую веранду и солому, торчащую из карниза, и ощущая тяжесть снега, который всю ночь падал на коричневую крышу. Под шляпкой она чувствовала себя в безопасности.

Теперь ей не страшен дождь, и ее матери не придется стоять у двери и кричать:

– Спускайся, озорная птичка, дождь идет!

Тогда Дафна улыбнулась, вспомнив, что она беспечный воробушек, и швырнула шляпку в угол.

Сестра Даллинг цокнула языком.

– Тебя ждет отец, – сказала она. – Ты же не хочешь его разочаровать? Он приехал на поезде.

Приехал на поезде? Если едешь на поезде, не мудрено разочароваться, потому что он никогда не везет тебя туда, куда тебе хочется, он везет все дальше и дальше в пустынный мир болот. Поезда везут до конца. Мой отец уже разочарован, увидит он меня или нет, потому что он сидит в своей хижине на болоте, с лицензией на смерть в руке и ружьем, готовым выстрелить при первых сигналах мира. Снег падает мне на голову. Наверное, будет вьюга.

– Пойдем, Дафна.

Сестра Даллинг снова надела шляпку на голову Дафны и провела ее в комнату, где сидел Боб Уизерс, напуганный и уставший, покачивая ногой, чтобы чем-то заняться.

– Я буду в соседней комнате, если понадоблюсь, – сказала сестра с доброжелательной улыбкой.

Дафна стояла в углу комнаты и смотрела на мужчину, сидящего на стуле. Его лицо было бледным и серым, как будто он много лет ходил по пыли, и та прилипла к складкам его одежды, покрыла туфли и осела в волосах, сделав их седыми. Он стоял в небе, подумала она. В середине облака. Подметал рушащийся каменный дом. У него нет жены, иначе она подметала бы дом и носила фартук, за который дети могли бы цепляться и плакать, когда им больно.

Я бы хотела, подумала Дафна, чтобы он взял щетку и вычистил свой костюм. И почистил ботинки. Он сидит, грязный и серый, облизывает губы и не собирается говорить.

Кто он? Он ждет, что я заговорю?

Сжав губы, она села на пол, предварительно сняв из вежливости шляпку, как ее учили, когда солнце стояло в небе рано утром; и вгляделась в лицо серого человека. Когда она сняла шляпку и положила ее, словно хотела шляпкой поймать вьюгу, рот мужчины приоткрылся, а лицо сморщилось, будто он вот-вот заплачет. Так же изменилось лицо ее отца, когда он услышал, что Фрэнси сгорела, пришел домой и увидел, как они все держатся друг за друга, словно заколдованные; хотя они и не танцевали по булыжникам волшебной улицы, а плакали. И серый человек в кресле, изменив лицо, чтобы стать похожим на плачущего отца Дафны, крикнул:

– О нет. Боже мой, нет!

И смотрел туда, где были ее волосы. С широко раскрытыми глазами и испуганным лицом.

Затем он сказал:

– Дафна. Все будет хорошо.

Но Дафна знала, что он говорит сам с собой, убеждая себя не волноваться, хотя странно, как он узнал ее имя и откуда знал, что у нее должны быть волосы. А у нее должны быть волосы. О да, подумала Дафна, у меня должны быть длинные волосы, чтобы расчесываться, как русалка. Однако волос у меня нет, их забрала женщина из подземного мира, я надену шляпку и скрою, что я лысая, как лужайка перед домом, или городской парк, или место для пикника.

Она надела шляпку, а серый мужчина улыбнулся и ласково сказал:

– Привет, Дафна. Холода так и стоят. Зиме не видно конца.

Дафна улыбнулась ему, он такой странный и серый, как мел.

Мужчина улыбнулся в ответ и сцепил руки.

– Теперь уже скоро, – сказал он, – ты скоро будешь дома.

Дафна вдруг заговорила так громко, что медсестра заглянула в дверь:

– Что значит дома? Мама и папа, и Фрэнси, и Тоби, и Цыпка дома?

Медсестра отошла, и серый человек снова расцепил руки и облизнул губы.

– Да, – сказал он. – Они все дома.

– Тогда скажи их. Скажи их.

– Ты про имена?

– Произнеси их.

Серый человек повторил имена: мама и папа, и Фрэнси, и Тоби, и Цыпка.

Дафна слушала и