— Ну да, глупая тебе попалась мамаша, что поделать, дочка. Ум у нас только у папы, который запросто с будущим английским королем о вопросах истории ведет пространные беседы. А я вот такая бестолковая курица, которая о своей дочке беспокоится…

Обняв маму, Вика сказала:

— Ну какая же ты бестолковая курица? Просто мама, которая волнуется о счастье своего ребенка. Но, мамочка, мне же уже тридцать четыре. Ты сама мне уже лет десять как вопросом мучаешь, когда я выйду замуж и рожу детей. Вот я и выхожу. И рожу, честное пионерское!

Вставая с кресла, мама поправила воротник платья Вики и уже голосом повеселее произнесла:

— Не пионерское, а королевское. И кстати, папа уже выяснил, какой титул вам надумала дать ее величество королева?

Свадьба, хоть и транслируемая телевидением в прямом эфире, была запланирована весьма скромной, почти камерной. Гостей пригласили по минимуму, и в капеллу Святого Георгия в Виндзорском замке были приглашены только члены королевской семьи, а также друзья Питера и Вики.

Питер позвал своих сослуживцев по Афганистану, а также сэра Элтона Джона, старинного приятеля своей мамы.

Вика, помимо родителей, пригласила работников всех своих — нет, уже не своих — пяти фирм. А также Ирину, виконтессу Грейсток, и банкира Майкла.

Перед тем как в начале сентября были разосланы именные приглашения на дорогой тисненой бумаге, с гербом принца Уэльского (у Питера своего еще не имелось — надо было терпеливо ждать дня свадьбы и оглашения титула, который соизволит присвоить молодоженам его бабуля, ее величество королева), Вика пригласила в Кларенс-хаус на файф-о-клок и подругу, и банкира.

Она не виделась с ними со дня бракосочетания Ирины и, наведя через Матильду-младшую справки, узнала, что все в семействе виконтов хорошо и что они, проведя медовый отпуск на карибском острове толстосумов Сент-Бартс, вернулись в Лондон.

И что виконтесса Грейсток имеет необыкновенный успех в обществе, в том числе аристократическом британском, рассказывая везде о том, что она лучшая подруга будущей супруги принца Джоки.

Судя по всему, времена посланий по ватсапу в духе «ГОРЕТЬ ТЕБЕ В АДУ, ТВАРЬ!» с сотней рядов из демонических смайлов прошли окончательно и бесповоротно.

Или нет?

Первым прибыл Майкл, как всегда, в хорошем настроении, как всегда, загорелый и улыбающийся.

— Сколько лет, сколько зим! Хотя постой, ни одной зимы, ни одного лета! Отлично выглядишь, Виктория! А где твой родовитый жених?

Обменявшись рукопожатием с Питером, Майкл произнес:

— Вам повезло. Если бы вы на ней не женились, то женился бы я. Хотя у вас в семействе постоянно то разводятся, то детей подменяют. Не ровен час, что и этот брак затрещит по швам, и тогда я реализую свой шанс.

В его тоне, весьма дружелюбном, звучала скрытая угроза, и Вика вдруг поняла: ведь он влюблен в нее, причем серьезно, и любит ее до сих пор.

— Но вышла в итоге за меня. Вам не повезло. И не могу сказать, что сожалею. Потому что именно что не сожалею!

Такого сухого и надменного тона от Питера Вика еще никогда не слышала, поэтому сочла благоразумным вмешаться:

— Мои достопочтенные сэры! А не кажется ли вам, что стоит спросить меня, за кого я намерена выходить замуж, как долго жить с этим человеком и разводиться ли с ним или все же нет?

Более острый конфликт, к которому были готовы и Майкл, и Питер, предотвратило появление в кремовом «Роллс-Ройсе» супруги девятого виконта Грейсток.

Ирина, как всегда, прелестная, как всегда, одетая безумно стильно, как всегда, говорящая на сногсшибательном английском с аристократическим прононсом и без малейшего акцента, выпорхнула из автомобиля и на мгновение замерла. В ее глазах на мгновение вспыхнули странные огоньки, и Вика вдруг подумала, что знает, о чем размышляет подруга, разглядывая ее и Питера.

Ирина явно думала о том, что именно она была бы идеальной супругой внука ее величества королевы, если тот все же собрался жениться на русской. Герцогиней, которой ее подданные восхищались бы и которая соответствовала бы их представлениям: начиная от разработанного ушлыми имиджмейкерами стиля одежды и внешности топ-модели и заканчивая совершенным в каждом звуке произношением.

Но в этом-то и суть, что Питеру требовалась не идеальная супруга, а та, которую он любил. А любил он не Ирину, а ее, Вику.

И, кажется, у Ирины с этим были большие проблемы.

Не исключено, что очень большие.

Но если и были, то виконтесса Грейсток сочла за лучшее не выказывать их, а, опустившись перед Викой в глубоком, даже более, чем требовал придворный протокол, книксене, столь грациозном, что он был подлинным произведением искусства и одновременно скрытым вызовом, кротким тоном произнесла:

— Крайне рада быть вашей гостьей, ваше королевское высочество!

Вика, чувствуя, что идея примирения ни с Майклом, который был на ножах с Питером, ни с Ириной, которая не могла ей простить (причем не того, что Вика якобы разнесла вдребезги ее свадьбу, а из-за того, что именно Вика, а не она сама отхватила внука королевы), была далеко не самой лучшей, дождалась, пока подруга наконец выпрямится, и, обняв ее, произнесла:

— Извини меня, пожалуйста. Я тоже рада тебя видеть. И давай без этих церемоний.

— Как скажете, ваше королевское высочество! — пропела Ирина, сладко улыбаясь Питеру, а тот, нервно теребя бороду, произнес:

— О, бабуля еще титула герцогов нам не дала. Так что не ошибетесь, если будете называть нас просто по именам. А теперь прошу всех в дом, в Ланкастерском салоне нас ждет чай с сэндвичами!

— И это, мои молодые друзья и будущие коллеги, и есть единственная задача настоящего журналиста: говорить правду!

Шон Фэллоу, обведя огромную аудиторию в кампусе Кембриджского университета затуманенным взором, наслаждался аплодисментами, которые предназначались только одному человеку: ему.

Серия скандальных разоблачений после публикации тайн королевского семейства, присланных ему «Другом из Дворца», вознесла Фэллоу, который из-за отсутствия славы потихоньку спивался, на вершины журналистской славы.

Теперь все хотели пригласить его, услышать его мудрые наставления, узнать о том, что же движет принципиальным журналистом, который в одиночку объявил войну королевскому семейству.

Королевской мафии.

Именно это и привело его в Кембридж, где он выступал перед студентами, в том числе будущими журналистами.

Да, удивились бы эти юные придурки, чьи головы забиты идеалистическим бредом, если бы он поведал им не всю эту муть и чушь, которую он должен был говорить, разыгрывая из себя мудрого ментора, а незамысловатую правду.