Затем она развернулась и оглядела кровать с четырьмя колоннами по углам. Пирс закурил сигарету и присел на край кровати. Она подошла к нему и с улыбкой обхватила его руками.

— Я об этом мечтала — оказаться с тобой в твоем доме, — призналась она.

— Неужели? — Он озадаченно взглянул на нее. — В то время как у твоих ног был весь Лондон?

— Это не имело для меня значения. Я мечтала лишь о том, чтобы быть с тобой. А когда я думала, что безразлична тебе, это разбивало мне сердце.

— Разбитое сердце! — криво усмехнулся он. — Ну почему в наши дни нужно все так гиперболизировать? Нельзя что ли просто сказать «мне было грустно», «я расстроилась» — обязательно «мне разбили сердце»!

Лицо ее обиженно вытянулось, и она, почувствовав себя глупо, отстранилась от него. Быстро отвернувшись, она подошла к большому чемодану и открыла его.

— У меня вечность уйдет на то, чтобы разобрать свои вещи, — сказала она, стараясь не показывать, как ее расстроили его слова.

Он встал и неторопливо направился к выходу.

— Что ж, у тебя появится хоть какое-то занятие.

Следующие несколько дней она провела за тем, что обследовала дом и земельный участок. Ее восхитили портреты, висевшие в холле и вдоль лестницы, и она попросила Пирса рассказать ей, кто изображен на каждом из них.

— Это мой прадедушка, Эдвард, и его жена Анна. Он построил этот дом для нее перед их свадьбой.

— Правда? Как романтично! — сказала Клара.

— Он был невероятно щедр по отношению к своим крестьянам-арендаторам во времена Великого голода. Как и моя прабабушка Анна, которая всю свою жизнь без устали трудилась на благо местных жителей. И как же те отплатили за такое к себе отношение? Они стреляли в моего отца Чарльза — внука Эдварда и Анны.

В голосе его звучала настоящая горечь. Она хотела расспросить подробнее про это покушение, но в то же время не желала расстраивать его, вызывая из памяти такие страшные воспоминания.

— Видно, что они очень сердечные люди, у них добрые лица, — сказала Клара, рассматривая портрет. — Однако она выглядит весьма печальной. На ее лице глубокая грусть… Эти глаза…

— Ради бога, это всего лишь говорит о впечатлении, которое она произвела на художника… Возможно, она выглядит невеселой, потому что ей пришлось так долго позировать для этой чертовой картины!

Клара улыбнулась ему, и они двинулись к следующему портрету, где был изображен белокурый мужчина с глазами орехового цвета.

— А это их сын Лоренс, мой дедушка.

— Очень красивый.

— Согласен.

— Ты похож на него, хотя у тебя глаза темные.

— Ты так считаешь? — равнодушно отозвался он. — Это единственный ребенок Эдварда и Анны. Он был великим бизнесменом, исключительно умным. При нем поместье работало, как отлаженный часовой механизм, и это он заложил основу фамильного благосостояния.

Пройдя дальше, они остановились перед картиной, где был изображен бальный зал со множеством элегантно одетых пар, кружившихся в танце. На табличке ниже было написано: «Зал для танцев, Армстронг-хаус, 1888».

— О, так здесь есть даже специальный зал для балов!

— Да, и в те времена он выполнял одну из важных функций этого дома.

Следующим висел портрет шестерых молодых людей, с виду очень счастливых и избалованных.

— А это дети Лоренса. Он всегда переживал, что был единственным ребенком у родителей, и поэтому хотел иметь большую семью. Это все мои дяди и тети, а вот… — Он показал на мальчика с вызывающе дерзким взглядом, который стоял в центре группы. — Это мой отец Чарльз. Все эти молодые люди были очень востребованы, и браки у всех оказались исключительно удачными.

Клара подумала про свою подругу Гвен, кузину Пирса, мать которой, вышедшая замуж за графа, тоже была изображена где-то здесь.

— После своих свадеб все дети разъехались — кто в Дублин, кто в Лондон, а одна из дочерей уехала даже в Ньюпорт, в Америку. Здесь остался только мой отец.

Они перешли к следующей картине, портрету молодого человека с безжалостными черными глазами и вызывающим взглядом.

— Это снова мой отец Чарльз. Он унаследовал титул и поместье. Отец делал все, чтобы сохранить существовавшее положение дел, а они за это в него стреляли.

— Ты говоришь «они»… А поймали тех, кто это сделал?

— Нет. Это был один из арендаторов, которого возмущали наша власть и благосостояние. — Пирс резко отвернулся от портрета. — Теперь ты знаешь всю историю нашей семьи.

— А где же твой портрет, Пирс? Почему он до сих пор не украшает эти стены? — Она улыбнулась ему.

— Портрет? — Он смотрел на нее так, будто она сошла с ума. — В длинном списке того, на что нам необходимо было бы потратить деньги, мой портрет стоит на самых нижних строчках.

— Я надеюсь, что однажды здесь будут красоваться портреты наших с тобой детей. Скольких детей ты бы хотел, Пирс?

— Я особо не задумывался над этим. Обязательно должен быть наследник — выходит, одного.

— О, а я бы хотела намного больше!

Он озабоченно взглянул на нее:

— Думаю, что нервы Пруденс не вынесут, если в доме будет полно детей. Кстати, насчет собственных нервов я тоже не очень уверен.

— Когда дети появятся, ты изменишь свое мнение.

— К тому же наш бюджет и так перегружен расходами на прислугу — мы не можем сейчас позволить себе нянечку.

Клара продолжала путешествовать по дому, знакомясь с ним. Она находилась в библиотеке, когда колокольчик у входа зазвонил настойчиво и непрерывно. Поскольку было очевидно, что ни Феннел, ни кто-то иной из слуг не собирается на это как-то реагировать, она сама прошла через холл и открыла парадную дверь. На пороге стоял молодой парень, в руках у которого была коробка с продуктами.

— Доставка, мадам, из бакалейного магазина Кейси.

— Ох, похоже, тут больше нет никого. Может быть, оставьте здесь, на буфете, — сказала Клара, отступая в сторону и пропуская его в дом.

— Так это ты! — раздался резкий голос спускавшейся по лестнице Пруденс, от которого Клара и юноша вздрогнули. — И что ты тут делаешь?

— Доставка от Кейси, — пояснил парень.

— Сроду такого не видывала! Ломиться через парадный вход! Давай разворачивайся и ступай к задней двери, куда следует приходить и тебе, и всем тебе подобным.

Парень обиженно развернулся.

— Что, Кейси тебе не объяснил, куда следует идти? — требовательным тоном спросила Пруденс.

— Нет, мэм.

— Вот идиот! — Пруденс захлопнула дверь и укоризненно взглянула на Клару. — А ты взяла и впустила его в дом, как будто это принц Уэльский!