— Ты чего? — интересуется он, сверля Дарину очень обеспокоенным взглядом, — я надеюсь, что ты не рожаешь.

— Надеюсь! Это будет катастрофа! Еще рано! Но, похоже, мой желудок просто давит на ребенка, а он давит на… ладно, неважно. Дай мне стул, я присяду. А то запеканка выгонит мелкого раньше времени наружу.

— Я лучше скажу, чтобы тебя отвезли в больницу, — Смоленский встает из-за стола, а Дарина, поморщившись, кивает.

— Ну, ок. Только никому не слова, Кир. Если будут звонить мои родители, скажи, что я устала и сплю. Не хватало еще, чтобы они силком потащили нас жениться, намекая на скорые роды… Саша, пока, — сдавленно произносит девушка, — было весело. Пообщаемся в другой раз.

— Удачи и береги себя, — только и могу произнести я, глядя на ее побледневшее лицо, — я пока уберу всю посуду в посудомойку.

Смоленский провожает Дарину под аккомпанимент ее охов, а я остаюсь одна на этой огромной кухне. Убрав все тарелки и вымыв после них руки, я растерянно подхожу к большому окну.

За ним уже наступает поздний вечер. Кирилл конкретно забил на благоустройство своей территории — даже освещение не везде поставил. Из-за этого участок как-то совсем мрачно тонет в темноте, и только справа едва виднеется полоска света от окон домика для персонала.

Интересно, с появлением дочери Кирилл задумается об облагораживании двора? Я моргаю, все еще не веря, что малышка переедет вскоре сюда, а не вернется в маленькую, уютную квартиру. Конечно, со временем она станет считать этот дом своим, родным. Я представляю, как она уже взрослая завтракает на этой кухне, глядя в это же окно, и почему-то мне становится бесконечно грустно.

Она будет меня помнить? Хотеть общаться со мной? Или же ей хватит семьи Кирилла, а тетка отойдет на второй, а то и десятый план?

Ладно, это не так важно. Главное, что она будет жить в хорошем, большом доме, и он ней будут заботиться, и лучше бы это произошло поскорее, потому что у меня колет сердце, когда я думаю о том, что сейчас она в больнице одна, а я ничего не могу с этим сделать.

Я тяжело вздыхаю, прикрыв глаза. Мой лоб утыкается в холодное стекло. Кажется, наплевать, где я нахожусь — дома, или в чужом жилище, все равно мысли о Майе будут одолевать меня.

Когда за дверью раздаются шаги, я выпрямляюсь, на всякий случай вытерев глаза от слез. Смоленский заходит на кухню решительно и тут же направляется к раковине. Я чувствую, как округляются мои глаза, когда вижу на руках Кирилла кровь. Стоп, Дарина что, по дороге родила и он принял роды?!

— Это что?

— Да Антон, — бросает раздраженно Смоленский, — в темноте влетел в ворота и разбил себе лицо. Кровь фонтаном.

— Боже… А с Дариной все в порядке?

Он неистово трет руки под краном, а потом застирывает рукав водолазки, на который, видимо, тоже попала кровь.

— С ней ничего не случится. Она уже в третий раз так уезжает в больницу, — Смоленский выключает воду и опирается руками на край раковины, как-то устало опустив голову, — черт… с этим надо что-то делать.

— С Дариной или с Антоном? — осторожно интересуюсь я.

— С первой.

— Зачем вы вообще врете всем, что пара?

Смоленский дергает плечом. Потом выпрямляется, и, развернувшись, меняет позу — складывает руки на груди, глядя задумчиво в пространство.

— Тебе правда интересно? У нее слишком странный отец, — поясняет он, — он считает, что женщине место замужем и на кухне. Так как сын у него не получился, он ждал, что Дарина выйдет замуж и родит ребенка, чтобы передать все дела внуку, или, на крайний случай — зятю.

— Какой трындец, — бормочу я, в шоке осмысливая сказанное.

— Угу. Не так давно Дарина связалась с одним парнем по имени Андрей. Я ее предупреждал, что тип он странный, но она надела розовые очки. В конце концов, она обнаружила, что беременна. Не думаю, что это было случайностью, тем более этот придурок ляпнул кому-то о своих планах на Дарину и сладкую жизнь под крылышком ее отца. Поэтому она порвала с ним, и когда ее родители случайно поняли, что у нее уже приличный срок, то эта дурная женщина свалила все на меня.

У меня вырывается хрюк. Я зажимаю рот рукой, чтобы больше не издавать такие звуки, хотя из меня просто рвется смех. Смоленский просто молча ждет, пока я успокоюсь, хотя в темных глазах я замечаю укор.

— Мне было не очень смешно, — дергает бровью Кирилл, — наши родители дружат очень давно. Естественно, все только обрадовались, а их отношения еще больше потеплели — они друг друга считают теперь родственниками. Но я не собираюсь всю жизнь играть с подругой детства в мужа и жену, да и мне за глаза хватает дел, связанных с нашим семейным бизнесом.

— Прости… но «свалила все на меня» правда звучало смешно. И что вы собираетесь делать с этим?

Он чуть пожимает плечом.

— Дарина больше всего боится, что ее заставят выйти замуж за этого альфонса, если правда вскроется. Ее отец сам найдет автора ее беременности, если завтра я скажу, что в этом не участвовал. Хрен знает. Все варианты решения проблемы, которые я вижу, связаны с криминалом. Только я вряд ли хочу иметь проблемы с законом, да и этот чудила, поняв, что пахнет жареным и никто так просто не сдастся, подстраховался. Ходит с охраной, выписал в конвертик имена тех, кто может быть виновен в его смерти. Придурок.

Да уж. Я качаю головой. Не все в этом мире можно решить, даже имея большие деньги.

— Как фамилия этого альфонса?

— Зачем тебе? — Смоленский чуть сощуривается на мой вопрос, — вряд ли тебе что-то скажет его фамилия.

Кажется, я это уже слышала. Сегодня от Кати.

— Может быть, я накопаю на него горяченьких фактов. Сам понимаешь, где я верчусь, — хмыкаю я, — там иногда передают на ушко секреты, которые могут стоить жизни. Если у этого Андрея есть такие, то ему можно заткнуть рот.

— Вряд ли. У меня есть люди, которые могут откопать любую информацию о человеке. Но если тебе прямо интересно — это не тайна. Андрей Кочергин. У него отец был популярным журналистом, так что у этого остались нужные знакомства, чтобы пробраться на телевиденье в случае чего.

* * *

Про Кочергина я слышала впервые. Может быть, Катя окажется более осведомлена, чем я… хотя, даже если так, она может ничего и не рассказать. Не зря же я не боюсь доверять ей секреты. Она не болтливая женщина и может в любой момент сделать удивленное лицо, сказав «о, прости, об этом ничего не знаю».

Посудомоечная машинка издает странный звук, от которого я вздрагиваю, растеряв все дельные мысли. Взгляд падает на часы: девять вечера. В доме просто гробовая тишина, не считая кухни, на которой работает техника, отчего жилище Смоленского после ухода Дарины производит несколько гнетущее впечатление. Слишком большое для одного человека…

— Ты наймешь няню для Майи? — интересуюсь я, переводя тему. В принципе, это риторический вопрос. Вряд ли занятой Смоленский будет все время уделять малышке, самостоятельно отводить ее в детский сад и вставать к ней ночью — ему понадобятся помощники.