Она улыбнулась – теперь уже соблазнительной улыбкой, которая взбудоражила меня окончательно, расстегнула бюстгальтер, сняла нижнее белье и села в ванну. Я хотел предупредить ее, что вода слишком горячая, но она спокойно погрузилась по самые плечи. Я быстро последовал за ней, и когда она двинулась вперед, чтобы я мог сесть позади и обхватить ее руками, я крепко стиснул зубы от обжигающей температуры.

– Черт, Ноа! – пожаловался я, задерживаясь на несколько секунд, пока мое тело не привыкло. – Ты не обожглась?

– Не сегодня, – рассеянно ответила Ноа, а потом принялась ловить пену и забавляться, наблюдая за пушистыми невесомыми хлопьями.

Я прильнул щекой к ее уху, и мы некоторое время молчали, наслаждаясь приятным ощущением того, что мы вместе, безмятежны и спокойны. Но я понимал: с Ноа что-то не так. Иногда она была настолько погружена в свои мысли, что я отдал бы все, чтобы узнать, что творится в ее голове.

– Можно задать вопрос? – сказала она, прерывая мои размышления.

– Конечно.

– Но ты должен пообещать, что ответишь.

Моя рука, лежавшая на ее животе, начала очерчивать круги вокруг ее пупка. Мне было действительно любопытно узнать, о чем она хотела спросить, поэтому я сразу же согласился. Я усмехнулся, заметив, как она прерывисто вздохнула, когда моя рука опустилась чуть ниже.

– Думаешь, твой отец любил твою мать? Я имею в виду до развода.

Я не ожидал такого вопроса. Теперь я вообще не понимал, что происходит у Ноа в голове, и озадачился еще больше, чем минуту назад.

– Наверное, любил… хотя, насколько я помню, они почти всегда ссорились, к тому же отец много работал… Мама – не подарок, но он не сдавался, – ответил я, вспоминая, как он вкалывал и каким усталым приходил. – Когда я был маленьким, даже считал, что у всех родители живут далеко от дома и возвращаются только тогда, когда проголодаются или захотят спать. Но, став старше и посещая друзей, я увидел, что это не так, и я ошибался, а предки могут быть замечательными. Отец одного из одноклассников каждый день привозил и забирал сына из школы, и они всегда перекусывали блинчиками и играли в бейсбол в соседнем парке… Я завидовал ему: ведь я понял, что многие родители делают что-то вместе с детьми.

Я замолчал, глядя в потолок, потерянный в воспоминаниях, и только когда Ноа пошевелилась, осознал, что разум перенес меня в прошлое. Я выдавил улыбку, Рыжая изогнулась, наши губы встретились и слились в поцелуе.

– Я не должна была тебя ни о чем спрашивать, – извинилась она.

Я откинул голову назад.

– Ты можешь спрашивать меня, о чем захочешь, Ноа, моя жизнь не была сказкой, хотя так может показаться. Не все рождены быть родителями, и большинство терпит неудачу.

Я не собирался ныть из-за того, что у меня противоречивые родители. Мое детство не было идеальным, но я не думал жаловаться, тем более Ноа. Она жалела меня, я просто знал это. Папаша мог быть эгоистичным придурком, когда я был ребенком, но он хотя бы не пытался меня убить. Иногда я представлял себе маленькую Ноа, постарше Мэдди, прячущуюся от отца, вынужденную выпрыгнуть из окна… как она могла потратить даже секунду своего времени на сочувствие мне?

– По-твоему, существуют нормальные, обычные семьи? – спросила она. – Ник, я говорю о тех, которые показывают в кино, с работающими родителями, самая большая забота которых состоит в том, чтобы погасить ипотеку в конце месяца.

Вот что беспокоило Ноа целый день? Может, она затронула эту тему со своей мамой утром? Меня охватила ярость. Вдруг Раффаэлла внушала дочери, что наши отношения легковесны и ничего не стоят? Несколько секунд я пытался прийти в себя и избавиться от пугающих мыслей.

– Мы с тобой будем такой семьей. Ну как, Рыжая? Хотя нам, конечно, не нужно беспокоиться об ипотеке.

Ноа рассмеялась, и мне захотелось показать, насколько я серьезен.

– Теперь моя очередь задавать вопрос, – сказал я, и Ноа снова пошевелилась. Я улыбнулся. – Где ты хочешь это сделать, в ванной или в постели?

27. Ноа

Я не могла выбросить из головы слова матери Николаса.

Я боялась ее угроз, но не хотела продвигаться дальше, не хотела идти по пути, который вряд ли смогу преодолеть в одиночку. Чувствовала себя виноватой, поскольку разорвала проклятое письмо. У меня нет на это права: оно предназначалось не мне, но я не хотела, чтобы мать Ника причинила сыну еще больше вреда.

Что Ник так говорил утром о ремонтниках? Он ведь хотел защитить меня? Теперь моя очередь.

И я, как всегда, сосредоточилась на Николасе: он был моим лекарством, моим счастьем и укрытием. Он заставил меня изогнуться и посмотреть на него. Как здорово, что здесь хватало места для двоих.

– Где ты хочешь это сделать, в ванной или в постели? – мрачно спросил он.

Я понимала, что нужна ему, тем более после того как «удалила» его прошлое. Я тоже нуждалась в Николасе, поскольку, ввязавшись в авантюру, в конечном итоге обнаружила истины, которые предпочла бы скрыть… по крайней мере, на данный момент.

Он еще крепче обнял меня, и наши рты нежно соединились. Так и есть – мы нуждались друг в друге. День был напряженным для нас обоих, хоть и совсем по разным причинам.

Наши позы быстро изменились: теперь Ник, положив руки мне на спину, склонился надо мной и принялся смаковать мой рот. Мои руки поднимались по его плечам, пока не уперлись в грубые щеки, влажные от воды. Его аромат заполнил мои легкие, и я ощутила жар в груди, согревающий меня изнутри.

– Ты такая красивая, – тихо сказал он, прижимаясь к моей разгоряченной коже. Его рот оторвался от моих губ и пробежал по подбородку, покусывая меня, пока не достиг шеи.

Мои пальцы скользнули по его груди, прессу, пока он не сжал мою спину так, что наши тела соприкоснулись, кожа к коже, не оставляя ни малейшего пространства между нами.

– Такая теплая и мягкая… – шептал он, когда его губы и язык смаковали мою мокрую плоть.

Он откинул меня назад, я издала хриплый вздох, чувствуя, как его ладони поглаживают мою спину, а рот захватывает левую грудь, смакуя чувствительную точку, жаждущую ласки. Я приподнялась и сжала его бедрами. Он снова принялся целовать меня, мы повторяли древнейший танец, наши языки играли друг с другом…

– Посмотри на меня, – сказал он, отрываясь от меня.

Я увидела его глаза – такие же синие, как обычно, но в них сияло что-то еще, нечто невыразимое и страстное.

– Я люблю тебя и буду любить всю свою жизнь, – заявил он, и я почувствовала, как сердце пропустило удар, а потом резко возобновило бешеный бег.

Не отводя от меня взгляда, Ник неторопливо обвил мою талию одной рукой, а другую положил мне на спину, двигаясь с бесконечной медлительностью и нежностью, продолжая что-то тихо бормотать. Когда он проник в меня, я открыла рот, не в силах сдержать крик, но его губы заставили меня замолчать с помощью сладкого поцелуя.