Ерожин взял листок и с любопытством ознакомился с его содержанием. Директором страховой компании значился гражданин Пеньков Федор Александрович, далее шли фамилии сотрудников, акционеров. Были и сведения о финансах. Попрощавшись со Шмаковым, Петр Григорьевич спустился к себе. Возле кабинета его ждал Волков.

– Заходи, Тимофей. Пора посчитать наших баранов.

– Чем дальше в лес, тем больше дров, – вздохнул майор, усаживаясь в кресло.

– Выкладывай свои дрова по порядку.

– Как я уже докладывал, телеграмму из Питера давала жена Вольновича. Он факт отправки отрицает. Это довольно глупо со стороны человека с адвокатской профессией. Должен же понимать – докопаемдя.

– Как сказать. Он уверен, что следствие в Питере проведут формально. Телеграмму он сам не давал. Подписи на ней нет. А что тебе попался наблюдательный телеграфист, это чистое везение. При таком количестве клиентов они редко запоминают лица.

– Допустим. Из текста телеграммы мы знаем, что Вольнович накануне рокового дня затевал нечто опасное. Папаша в курсе этой затеи, если не ее соучастник. Возможно, мальчишка поторопился, не послушав родителя, высунулся, и его убили.

– Хорошо мыслишь, – поддержал Ерожин: – Только, я думаю, не успел он послушать, телеграммка пришла позже. Ты медицинское заключение получил?

– Да, баллисты версию самоубийства исключают. Вольновича застрелили спящим.

– Показывал фото Вольновича лифтерше в доме Колесникова?

– Показывал. Она его не узнала, но…

– Чего замолчал, договаривай.

– Слишком долго вертела карточку в руках. Сказала, что лицо ей кого-то напоминает. Чуть ли ни ухажера юности. Но назвать никого конкретно не смогла.

– Или не захотела?

– Не думаю. Коровина старается помочь. Я это чувствую.

Ерожин встал и прошелся по кабинету.

– А что Сенаторша?

– Сегодня к ней прилетел «спонсор» из Штатов. Она с ним упорхнула. Сейчас ужинают в «Русской избе» на Рублевке.

– Маслов так и недопетрил, как ее упустил?

– Маслов нет. Но у меня одна мыслишка появилась. Может, дурь…

– Выкладывай. И дурь иногда пользу приносит, – ободрил майора подполковник.

– Вы же не случайно прокрутили фрагмент телефонного разговора Сенаторши?

– Зацепило?

– Не то что зацепило, а шевелить мозгами заставило. Можно еще разок кассету послушать?

– Зачем? Я тебе могу и так пересказать. «Машенка, дэвочка моя. Я позвоню пятый раз. Почему не говоришь с Микоэлом? Микоэл скучает». И ответ Сенаторши: «Микки, я все время дома. Наверное, что-то с телефоном не так. Где ты, милый?»

– Ну и память! – восхитился Волков.

– А ты надеялся на мой старческий маразм?

– Ну зачем так, Петр Григорьевич. У вас много дел… – смутился Тимофей.

– Замнем, давай свою мыслишку, – поторопил Ерожин.

– Сенаторша говорит, что из дома не выходила. Это подтверждает и Маслов. Значит, была внутри, но телефона не слышала.

– Пока излагаешь убедительно, – кивнул Петр Григорьевич. – Чеши дальше.

– В деле Вольновича подозрительно выглядит балконная лоджия. По моей версии, убийца ушел через нее. Я осмотрел дом Сенаторши. По архитектуре тот же проект, что и у Вольновича, – на соседний балкон перешагнуть ничего не стоит. Что если Сенаторша гостила у соседки и вышла из ее квартиры. Это объясняет, почему Маслов ее упустил.

– Я тоже об этом подумал. Но ты сказал, что дверь Вольновича и отсутствующих Майковых на одной лестничной площадке. За площадкой ребята следили. Как они могли упустить Хлебникову?

– Я проверил. Дело в том, что Вольнович жил в первом подъезде. Сенаторша же снимает квартиру в третьем. А соседний балкон относится к квартире четвертого подъезда, – пояснил майор.

– Кто с Сенаторшей соседствует, выяснил?

– Да, одинокая молодая мамочка с грудным младенцем. Она выставляет чадо в коляске на балкон. Ребетенок таким образом вроде как гуляет. Зовут мамочку Сосновская Ирина Петровна.

– Ирочку надо навестить, – ухмыльнулся Ерожин.

– Думаете, она выложит, что Сенаторша ходит к ней через балкон?

– А почему нет? Если Сосновская просто соседка, зачем ей скрывать такие вещи. А вот Сенаторшу своим любопытством мы можем спугнуть. Боится чего-то наша птичка.

– Нас и боится. Иначе зачем ей от слежки уходить?

– Пока мы точно не знаем, кого она боится. И ее подружка, которая от нас ушла, тоже. Эта девица больше не появлялась?

– Нет.

– Ладно. Давай вернемся к нашим баранам, – Ерожин уселся в кресло. – Что мы имеем на сегодняшний день?

– Геннадий Вольнович и Сенаторша оба из Перми. Отец Вольновича утверждает, что Хлебниковы ему не знакомы. Но папаша один раз уже соврал, почему мы должны ему верить? К тому же мамаша Сенаторши проболталась, что Геннадий с Машей учились в одной школе, и, вполне возможно, девушка была в Гену влюблена. Имеем право допустить, что их прежнее знакомство в Москве возобновилось. Согласны?

– Вполне, – кивнул подполковник. – Но ты забыл депутата. Он тоже из Перми.

– Убить Марину своими руками он не мог. Его не было в Москве.

– Мог заказать и Марину, и Вольновича. Ты же сам ведешь к тому, что оба убийства связаны пермской темой.

– Да, я много думал об этом, – признался Волков.

– Давай развивать твою мысль дальше. Сенаторша рвет с убитой Мариной Строковой примерно за месяц до убийства. Строкова с Геннадием знакома. Этот факт, кажется, и Вольнович старший не отрицал?

– Почти не отрицал. Сказал общие слова. «Семья с такой фамилией в Перми проживала».

– Кстати, где он сам был в день убийства Строковой?

– Я не спрашивал, – растерялся следователь. – Наверное, в Питере…

– Спроси и проверь.

– Так точно, товарищ подполковник.

– Отставить, майор, – поморщился шеф.

– Простите, Петр Григорьевич, я без подтекста.

– Проехали, – отмахнулся начальник. – Итак, у нас образуется веселая компания: Вольнович-старший, его сынок Гена и две красотки – Маша Хлебникова и Марина Строкова. Плюс две незнакомки. Одна – подружка Сенаторши, которая от вас ушла. И вторая цветочница соседей Вольновича. Двое из этой компашки уже на том свете. Не боится ли Сенаторша стать третьей?

– Пока не могу ответить на ваш вопрос.

– Очень мне не нравится девица, что поливала цветочки у Майковых. По твоим словам, ключа ей никто не давал. Откуда она взялась?

– И на этот вопрос у меня пока ответа нет. Ее видела старушка, соседка Вольновича. Но бабуля старенькая, может и напутать.