Все закашлялись, отплевываясь на ходу.

– Скорее, скорее… надо выбираться на ту сторону… – кричал Крумм. Его буквально выворачивало от кашля. Крумм всегда жаловался на то, что его призвали в армию, совершенно проигнорировав застарелую астму. Наглотавшись пыли, он никак не мог прийти в себя от раздиравшего грудь приступа.

Деваться было некуда. Приходилось тащить раненых на себе, и если Олхаузер еще держался на ногах и помогал Крумму, то тяжеловесный Харрингер целиком полагался на выносливость своих товарищей.

Выбив очередную дверь сапогом, Крумм втащил Харрингера в подсобное помещение. Отто остановился, чтобы пропустить вперед Вейсенбергера и Харрингера, и тут в коридоре оглушительно разорвался треск автоматной очереди.

Вражеский солдат неожиданно выскочил на том конце коридора и тут же открыл огонь. Отто, не церемонясь, успел втолкнуть Вейсенбергера и Харрингера в дверной проем, причем с такой силой, что оба, не удержавшись, повалились на пол. Дикие вопли раненого заглушил грохот ответной очереди, выпущенной Хагеном.

Стены и потолок уплотняли звуки выстрелов, делая их невыносимо густыми для барабанных перепонок. Как будто по ним часто-часто били резиновыми молотками.

Русский успел отпрянуть обратно за поворот коридора. Дожидаясь момента, когда Отто сделает паузу, он тут же высовывался, пуская в Хагена очередную порцию пуль из своего автомата с прикрепленным снизу диском.

Вейсенбергер уже успел вскочить на ноги и теперь пытался в одиночку восстановить вертикальное положение Харрингера. Тот чертыхался и стонал. Отто, шагнув в дверной проем, подтянул его одной рукой. Затем той же рукой он снял с пояса закрепленную там гранату. Выдернув чеку, Отто с силой послал ее по полу коридора в самый конец, к повороту, где прятался русский. Движение кисти во время броска напомнило бросок шара в кегельбане. Только пол коридора не был дорожкой кегельбана, а ребристая «лимонка» не была шаром, направленным на кегли.

Граната, прыгая по замысловатой траектории, покатилась вперед, отскакивая от пола, ударяясь о стены, выписывая причудливые «кренделя». Направление движения сохранялось благодаря силе, с которой Хаген запустил гранату.

– Скорее… – не дожидаясь результата, крикнул он Вейсенбергеру. Они уже подхватили раненого, когда позади раздался оглушительный взрыв. Но Отто и его товарищи уже нагоняли ушедших вперед Крумма и Олхаузера.

Из подсобки они попали в извилистый коридорчик, который то и дело менял направления. Вдоль него несколько раз попадались двери. Все они были заперты. Наконец, коридор перешел в большое помещение с высоким потолком. Здесь было светло, несмотря на ненастное зимнее небо. Повсюду стояли длинные ряды вешалок с женскими платьями разных фасонов и расцветок. Некоторые были перевернуты. Скомканные платья были разбросаны по паркетному полу. Тут же, у стены, находился прилавок с кассовым аппаратом.

Отто догадался, что они попали в магазин женской одежды. Черт возьми, лучше бы здесь оказался какой-нибудь продуктовый.

Хаген понял и источник света в помещении. Вся фасадная стена была застеклена под витрину. Неяркий дневной свет проникал сюда широким потоком.

Крумм дергал за входную дверь. Она была заперта.

– Стреляй… – крикнул ему Олхаузер, скакнув на здоровой ноге.

– Зачем тратить патроны… – деловито парировал Крумм и, схватив гипсового манекена в виде женского торса, с выпуклыми шарами грудей, обозначенными сосками и крутыми линиями выпуклых бедер, швырнул его в витрину. Стекло тяжело, с грохотом и звоном обрушилось вниз, впуская внутрь морозный воздух.

– Ты как поступаешь с женщиной… Деревенщина… – зло оскалился Олхаузер.

– Да… давненько я не держал в руках голую бабу… – поддакнул Крумм, снова подхватывая Олхаузера за спину.

Они, скрежеща подошвами сапог по разбитым стеклам, подбежали к краю проема и выкарабкались наружу.

Хаген и Вейсенбергер потащили свою поклажу следом к витрине. Мимо, по тротуару и мостовой, в панике бежали старики, женщины с детьми, кто с вещами, кто просто так, без ничего. Тут же, вперемешку с гражданскими, двигались солдаты в армейских шинелях и черных эсэсовских кителях.

– Хаген! Харрингер! Черт возьми, откуда вы взялись? – раздался оклик. Из толпы возник верзила Гейдрих, ротный повар.

– Гейдрих!..

Отто и другие стрелки, увидев его, обрадовались так, будто набрели на ангела-хранителя. Тот без разговоров играючи взвалил стонущего Харрингера на плечо и почти бегом направился вдоль по улице, увлекая за собой остальных стрелков.

– Ну, дела, Гейдрих! – воскликнул Отто. Избавившись от тяжеленного Харрингера, он почувствовал небывало облегчение.

– Каким ветром тебя сюда занесло?… – удивленно спросил Крумм.

Ему теперь помогал Вейсенбергер, поэтому передвигались они значительно быстрее. Хагену было доверено тащить пулемет и автомат Олхаузера.

– Да я уже давно был бы на правом берегу… – добродушно пробасил повар. – Это все Кох, будь он неладен… Где-то на подступах к мосту потерялась его повозка, вот он и отправил меня и еще кучеров искать повозку. А сам, скотина, отправился со всем барахлом через мост.

Гейдрих, стремясь поудобнее устроить тело Харрингера, слегка подбросил его на плече, чем вызвал череду нешуточных ругательств со стороны раненого.

– Что вы тут делаете? Черт вас возьми… – на ходу спрашивал Гейдрих. – Рота уже давно должна была переправиться… Я сам слышал приказ гауптмана, который был объявлен всем взводным.

– Нам никто ничего не сказал… – пробормотал в ответ Крумм. – Мы обороняли квартал…

– Какой квартал, этот? – на полулицы кричал своим басом Гейдрих. – А русские далеко? Где русские?

– Они за домом уже… – уточнил Отто.

Как только он произнес эти слова, шедшие рядом женщины, истерично закричав, бегом бросились вперед. Волна паники стремительно разошлась, как от брошенного в воду камня. И вот уже все гражданские, находившиеся на тротуарах и мостовой, поддавшись общему страху, с криками побежали к улице, которая спускалась прямиком к мосту.

Вдруг черно-бурые клубы взрыва вспучились, вырастая из торца стоявшего впереди дома. Зигзагообразная трещина в мгновение ока пробежала во всю вертикаль пяти или шести этажей, и часть здания с каким-то великанским, жутким выдохом обрушилась вниз, засыпав кирпичом и камнями мостовую почти до середины улицы.

Тут же, в еще не осевшем облаке пыли, из-за угла выкатил вражеский танк. Взрыв и появление русского танка словно колыхнуло бежавшую по улице толпу. Крики ужаса слились в единый многоголосый вопль отчаяния. Этот вопль и какая-то невидимая, но неукротимая сила, исходившая от танка, захлестнули толпу и погнали в обратную сторону.