В эту минуту подоспел Фудра. Увидев, что Сан-Режан, весь бледный, скорчился в глубине кареты, он сказал Суффлару, стоявшему около экипажа:

— Ты не убил его, надеюсь?

— Нет, я только немножко помял его. Но он невредим!

— Отлично! Какой бешеный! Убил Барбада и Советра и так треснул Прюво, что у того искры из глаз посыпались. Кучер, в Консьержери!

Сан-Режан, сидя в глубине кареты, не проронил ни слова. Он закрыл глаза и как будто спал.

Бонапарт вместе с Жозефиной кончал свой завтрак, когда ему доложили о приезде Фуше. Горя нетерпением узнать, какие новости сообщит ему министр полиции, первый консул приказал немедленно привести его сюда, хотя в этот час приёма и не было.

— Ну-с, гражданин Фуше, — спросил он, как только министр полиции появился в дверях, — что нового вы нам сообщите?

— То, о чём я вам уже ранее говорил, генерал. Сан-Режан схвачен. Также схвачен один из его соучастников. Третьему удалось ускользнуть.

— Расскажите мне всё подробно.

— Я получил сведения, что покушение было совершено тремя лицами, которые сопровождали повозку, запряжённую белой лошадью. Их видели в гостинице «Красный Лев», которая находится на улице Сухого Дерева. Здесь они наполнили порохом бочонок, с помощью которого и был произведён взрыв на улице Шартр. Лошадь была опознана. Затем было разыскано лицо, у которого была куплена повозка. Покупатель, некий Франсуа, или только выдающий себя за Франсуа и состоящий привратником в общине милосердных женщин, также был разыскан и арестован. В то же время был опознан некий Сан-Режан, скрывавшийся на улице Дракона. За ним стали следить и арестовали его. При этом он убил двоих...

— Разбойник! Ещё две жертвы! Он дорого заплатит за пролитую кровь!

Он снова овладел собой и, обращаясь с насмешливым видом к своей жене, сказал:

— Ну, Жозефина, вот твои роялисты и эмигранты. Будешь ли ты теперь приходить ко мне с просьбами внести их в списки примирившихся и дозволить им беспрепятственно вернуться из-за границы. Вот что они творят в благодарность за снисходительность, которую мы к ним проявляем!

— Друг мой! Революционеры не лучше...

— О, я убеждён в этом. Но они идут против меня, может быть, заодно с роялистами. И те, и другие одинаково меня ненавидят. Следует проследить внимательно все разветвления этого дела, гражданин Фуше, необходимо разобраться, нет ли тут связи между шуанами и филадельфами...

— Я исполню свой долг, генерал.

В глазах Бонапарта блеснул огонёк.

— Ну, пусть они берегутся там, по другую сторону пролива. Если они доведут меня до крайности своим вызывающим образом действий, то в один прекрасный день я найду их и на самом их острове. Мы знаем, как это устроил Вильгельм Завоеватель... То, что он сделал, может опять повториться...

Он встал из-за стола и стал ходить в задумчивости. Потом, обращаясь опять к Фуше, он сказал:

— Проститесь с дамами и пойдёмте со мной в мой кабинет.

Министр полиции поклонился Жозефине и Гортензии и пошёл за первым консулом.

В кабинете Бонапарт, прислонившись к камину и не предлагая Фуше сесть, заговорил опять:

— Вы мне говорили сейчас об общине, в которой один из соучастников был привратником. Что это за община?

— Эта община состоит из дам благородного происхождения. Они живут на улице Нотр-Дам де Шан и славятся своим благочестием...

— Не оказывать им никаких поблажек... Арестуйте настоятельницу и, если будет нужно, захватите всё её стадо... Я не намерен щадить святош, которые, укрываясь за алтарём, готовят мне смерть...

— Хозяин гостиницы «Красный Лев» также, несомненно, причастен к этому делу... С некоторого времени у него в гостинице проходили собрания роялистов... У него же останавливались Жорж и Гид де Невилль в свой последний приезд в Париж.

Бонапарт сделал недовольную гримасу: Фуше напомнил ему о посещении его тремя роялистами, предъявившими к нему столь необыкновенные требования.

— Отлично. Можете арестовать хозяина гостиницы. Что касается Жоржа, то пошлите в Бристоль ваших лучших агентов и прикажите разыскать его. Ах, если бы вы могли доставить его мне! Что касается Сан-Режана, то я распоряжусь, чтобы над ним назначили суд. Нужно, чтобы наказание следовало быстро за преступлением, как гром следует за молнией. Если станут думать, что я обезоружен, то для меня исчезнет всякая безопасность. И тогда моя задача не будет исполнена.

Его бледное лицо вдруг смягчилось, на губах появилась обворожительная улыбка.

— Я доволен вами, Фуше, — сказал он, благосклонно глядя на министра полиции. — Вы оказали мне большую услугу. Я этого не забуду.

— Генерал, для меня нет никакой заслуги в том, что я оказал вам услугу. Я умею разбираться в людях, и я знаю, что мир будет принадлежать вам.

XV

Вернувшись к себе, гражданка Лербур упала на постель и перепугала мужа первым припадком, во время которого несчастную женщину можно было принять за сумасшедшую. В течение двух недель она была между жизнью и смертью.

Таким образом, до неё не дошли вести о суде над Сан-Режаном, об аресте Карбона, сестёр общины, хозяина гостиницы «Красный Лев», Виргинии Грандо и её старой служанки.

На допросе Сан-Режан ничем не выдал себя и ни в чём не облегчил задачу правосудия, раздражая судей своей холодной и спокойной неустрашимостью.

Оправившийся Браконно был доставлен на очную ставку с Сан-Режаном. Это был главный свидетель обвинения. У него одного были точные сведения о том, какую роль играл в этом деле юный роялист.

Их встреча была чрезвычайно интересна. Браконно, ещё с трудом державшегося на ногах, ввели Суффлар и Винсент. Увидав его, Сан-Режан улыбнулся и кивнул ему головой, как старому знакомому.

Когда свидетеля спросили, узнает ли он подсудимого, он отвечал:

— Как не узнать. У меня в желудке до сих пор сидит пуля, которую две недели тому назад он всадил мне на Вожирарской дороге...

— Я очень рад, господин Немулэн, — вежливо сказал подсудимый, — что вижу вас поправившимся или, по крайней мере, на дороге к выздоровлению... Вы знаете, что я защищал себя в честном поединке...

— Это верно. Другие на вашем месте, г-н Сан-Режан, непременно пустили бы мне пулю в ухо.

— Если б я сделал то же из предосторожности, то, несомненно, теперь я не сидел бы здесь.

Сан-Режан не хотел говорить ничего. Ни в кабинете следователя, ни на заседании суда нельзя было вырвать у него ни одного