– Что значит продаёшь, морда бесстыжая?

– Ну, я человек торговый, наживаться на торговле – это моя натура. Да не мелочись ты, ландмейстер. Навоз завтра уберём.

– И опять тебе два дня потребуется, чтобы вывезти своё имущество.

– Да, ландмейстер. Два дня. Ну и день, чтобы крепость сдать.

– Ты что, издеваешься надо мной, пёс?

– Нет. Просто у нас, людей торговых, дела именно так ведутся.

Наутро из крепости пришли три мужика, которые до поздней ночи грузили навоз и отвезли его чуть в сторону от ливонского лагеря. Зато разгружать его пришло целых двадцать мужиков.

– У русских никогда ничего не организовано, – презрительно бросил Отто, указывая на мужиков.

Наутро он уже, словно по традиции, встретился с Пересветом. Этот степенный боярин просто бесил его. В этот раз Пересвет был во хмелю и едва сидел на коне.

– Прости, магистр! Виноват!

– В чем вина твоя, пёс пьяный?

– Эти нечестивцы, которых я послал навоз вывезти из стана твоего, вывалили его как раз на том месте, где я распорядился похоронить твоих павших воинов. Это не тех, что я тебе прислал на подводах, а тех, которых сразу похоронили, так как они ценности для выкупа не представляли.

– Ты что, хотел мне моих мёртвых воинов продавать?

– Хотел, магистр!

– А что пьяный?

– Так Иванов день.

На следующее утро Пересвет Васильевич и Никодим Андреевич сидели за столом и попивали квас.

– Что думаешь, Пересвет, скоро у ливонцев терпение кончится?

– Не знаю. Они люди тактичные и к нам как к свиньям глупым относятся. Может, это и сыграет нам на руку.

– А думаешь, оружие нормальное отдавать ливонцам? Ну то, что в битве взяли.

– Да ну брось ты. Пусть лучше наши ратники его наденут. У нас и так почти все биться голыми руками будут.

Бояре на секунду задумались. Каждый день, что они выигрывали у ливонцев, мог стать для них последним. В это время в комнату, где находились бояре, вошёл воин со стены.

– Бояре, ливонцы строятся для штурма.

– Ну, вот и пришло наше время, боярин Никодим. Прости меня, что тогда в Пскове разорил тебя. Обиду не держи – дело торговое.

– А я и не держу, Пересвет Васильевич. Ты прости меня, что я тебя на смерть с собой потащил.

– Зато какая это смерть! Славная! За Русь!

Бояре поспешно надели кольчуги и вышли на стены. Вся мощь Ордена разом ударила по ним. Десятки специальных машин швырнули камни в стены Изборска, и бревна, сделанные из многовековых деревьев, сломались. Со всех сторон к Изборску побежали воины Ордена с лестницами. Атаковали и ворота мощным тараном. Казалось, сила эта должна мигом смести защитников. Но русские люди отважно стояли, и каждый метр давался ливонцам немалой кровью.

Пересвет Васильевич, понимая, что свою жизнь ему спасти не удастся, руководил обороной стен. Новые и новые волны ливонцев лезли на стены. Окружённый пятью противниками, Пересвет, не желая плена ливонского, принял смерть, порубив при этом не меньше трёх врагов.

Никодим Андреевич держал оборону в проломе, а после того, как ливонцы взяли стены, стал с боем пятиться в глубь города. У него уже было едва ли четыре сотни ратников, но и они, не сдаваясь, рубились с врагом.

– Сдавайтесь! – закричал один из предводителей ливонцев. – За храбрость и крещение по нашему обряду получите жизнь.

– Поджигайте крепость, – закричал Никодим Андреевич, – пусть латиняне, если хотят взять нас живыми, немного дымом подышат!

Город запылал. Ветер быстро превратил крепость в огромный костёр, из которого бросились бежать и ливонцы, и русские. Ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии Отто фон Роденштейн был в ужасе, когда увидел, что его люди бегут из горящего города, а их преследует горстка ополченцев. Конечно же эти люди ничего не решали, и Изборск пал, но в эти секунды ландмейстер позавидовал русским князьям, чьи люди за Отечество без страха готовы были отдать свою жизнь. О том, как они его дурили, выигрывая время, ландмейстер предпочитал не вспоминать.

Павша Ананьевич несмело шёл к князю и наместнику Новгорода Юрию Андреевичу. Этот недостойный человек, попавший под власть развратной литовки, совсем стыд потерял. Но теперь он просто должен его выслушать. Прибыл гонец из Пскова со срочной вестью о том, что ливонский магистр уже под Псковом.

К удивлению посадника, Юрий встретил его в этот раз трезвым и умытым. Срамников в палатах не было, если не считать литовки, которая в этот раз была хоть и вызывающе одета, но без откровенного срама.

– Юрий Андреевич, – неуверенно обратился Павша Ананьевич к наместнику, – прибыли гонцы из Пскова и просят помощь.

– Веди ко мне их. Дело важное, – тут же сказал Юрий.

Гонец вошёл и тут же, склонившись в поклоне, начал говорить:

– Князь Юрий Андреевич, послал меня к тебе князь Довмонт Миндовгович Псковский. Он просит помощи у тебя, так как великая сила ливонцев под Псков движется. Каждый день у него на счету.

– Сколькоссььь… вриговь?..

Гонец недоумевающе поглядел на обратившуюся к нему литовку.

– Что замер? Отвечай!

– Много, князь! Около двадцати тысяч.

– А сколькосььь… у Давмонта?

– Шесть тысяч.

– Княсььь… этога… хватить… чтобьь датььь вримя тьстобь намьь ратсььь собратььь.

– Да, Ядвига, ты права, – поддержал её Юрий, – передай Довмонту, что Новгород придёт ему на помощь. Пусть стоят насмерть.

– Но надьь зватььь всях воиновьь Земелььь Навагарадскихьь.

– Когда помощь ждать?

– Ты что, не слышал меня? – сказал Юрий. – Приду под Псков, только силы соберу.

Псковский гонец вышел, а посадник хотел уже приступить к обсуждению похода. Конечно, ему было противно, что придётся вести разговоры в присутствии этой гадюки, которая поселилась в Новгороде, но Ядвига развеяла его сомнения.

– Старыч… пшшшолььь… вньь… Я с князем дольжьна сават держатьсссь полыбовьный. Или ты к намьь третымьь хочышьь… Завтряя прихыдьь…

– Князь Юрий Андреевич, – взмолился посадник, – там люди кровь проливают, чтобы каждый день лишний подарить. До Пскова путь неблизкий, да и рать собрать время нужно. Нельзя нам ни дня терять!

– Ты что, совсем, старик, голову потерял? Я сказал тебе, что завтра буду советоваться с тобой. Сам уйдёшь или вывести приказать?

– Я посадник Новгорода и несу ответ перед народом всей земли Новгородской. Заклинаю тебя, начнём сегодня рать собирать!

В этот момент Юрий уже хотел было прислушаться к Павше Ананьевичу, но Ядвига пронзительно рассмеялась: