На сей раз казалось, что наполеоновское царствование закончилось навсегда! После тринадцати лет отсутствия Домерги ступили на французскую землю. Они отплыли из порта Гамбурга 2/14 сентября 1815 года и через десять дней прибыли в Гавр. Оттуда они быстро добрались до Парижа, где жила мать Армана Домерга. Встреча получилась волнительной, с криками и слезами. Артист не без гнева узнал, что знаменитый Ростопчин уже живет в Париже, где нашел убежище и покровительство. Он прожил там несколько лет, а умер в 1826 году в Москве. Что сказать? Что делать? Таков ход истории! В конце концов, проявив мудрость и величие души, Арман Домерг решил не возвращаться мыслями к страшному прошлому, а жить… жить для жены и сына. «Одним словом, чего ради восставать против прошлого? Я перенес ссылку и страдания в ней, это правда. И что же? Многие отправились в ссылку и не вернулись оттуда!» Этими словами заканчивается книга, написанная московским французом после многих лет, прожитых им в России. В Париже он поселился с семьей в доме номер двадцать шесть по улице Пти-Льон-Сен-Совер, в простонародном квартале в центре города248, и представлялся «драматическим артистом». Со временем он оставил артистическую карьеру и стал «театральным обозревателем». Он переехал в дом номер двадцать девять по улице Пти-Карро в том же квартале. Там 11 декабря 1837 года умерла его жена Лизелотта, родившая ему пятерых детей. В 1839 году, в возрасте 57 лет, Домерг снова женился на Луизе-Анне-Виржини Поммерей, работавшей буфетчицей. 15 января 1841 года артист умер в своей парижской квартире, прожив весьма насыщенную жизнь.

Со смертью аббата Сюррюга, возвращением к делам шевалье д’Изарна и отъездом во Францию Луизы Фюзий и Армана Домерга связанная с войной страница истории французской колонии в Москве окончательно закрывается. Наши четыре свидетеля рассказали, как их соотечественники, оказавшиеся в России, жили и страдали в 1812 году. Они свидетельствовали от имени всех, кто остался в тени, молчании и страхе, от имени всех, кто не смог или не пожелал оставить свои свидетельства. Много лет спустя, в 1892 году, французский путешественник Арман Сильвестр с волнением открыл для себя огромный город – Москву. С его губ сорвалось восторженное приветствие городу царей, который Наполеон пытался уничтожить в начале XIX века:249

Москва, священный город с золотыми куполами,

Мать верующих, сестра Вечного города,

Москва, бастион права, стоящий на пути роковых завоевателей!

О стены твоего Кремля, красные, словно стол для разделки мяса,

Разбился наш орел и сломал себе крылья,

Он почувствовал, как солнце умирает в его глазах,

Точно тьма ночи затемняет кристалл.

Твои дымящиеся руки удушили нашу славу,

У подножья твоих дворцов остались наши трофеи,

И наши побежденные пушки мирно дремлют.

И пусть ты стала для нас полем смерти,

От всего моего французского сердца к твоим священным стенам,

К небесам возносится крик о прощении!

Ave Москва!

Накануне заключения франко-руского союза 1893 года A. Сильвестр призвал к примирению и искуплению. Конечно, и через восемьдесят лет после пожара в словах поэта чувствовалось волнение, но волнение, ослабленное временем и перипетиями истории. Речь шла не о том, чтобы забыть 1812 год, а скорее о том, чтобы навсегда закрыть эту драматическую страницу франко-русских отношений, и сделать это с восхищенным приветствием, полным надежды на будущее: «Ave Москва!» – «Приветствую тебя, Москва!».

Да, «Ave Москва» – такой привет, несомненно, будут произносить на протяжении многих десятилетий многочисленные французы, поселяющиеся в этом огромном деловом городе, амбициозном и гостеприимном к иностранцам. В 1830 году Э. Дюпре де Сен-Мор писал: «После 1815 года колония понемногу возродилась; ваши соотечественники нашли приют на еще теплом пепле великой Москвы. Их не обвиняли, им не говорили: «Если это сделал не ты, так твои братья». Сегодня четыре тысячи французов мирно занимаются промышленностью и финансовыми операциями на берегах Москвы-реки, под покровительством правительства, защищающего их так, словно они являются для него родными»250.

«Приветствую тебя, Москва!», «Ave Москва!» – с уверенностью повторяла эта новая французская колония, которая, по меньшей мере, до 1917 года создавала на русской земле другую историю, о которой, возможно, когда-нибудь тоже будет написана отдельная книга…

С. А.

Аллар (Allard): книготорговец

Обер-Шальме (Aubert-Chalmet): торговец

Оже (Auger): учитель

Арман (Armand): торговец модным товаром

АрманДомерг (Armand Domergue): режиссер французского театра

Беккер (Beckers): торговец модным товаром, немец

Демонси (Demoncy): торговец модным товаром

Дюграво (Dugraveau): учитель

Этьенн (Estienne): учитель

Файо (Fayot): учитель, женевец

Гершони (Guersoni): немецкий еврей

Гийе (Gillet): бывший изготовитель карт

Гутт (Goutte): торговец модным товаром

Хайдер (Haider): фабрикант, швейцарец

Жако (Jacquot): торговец пером и пухом

Ламираль (Lamiral): бывший балетмейстер русского театра

Латур (Latour): учитель

Лоне (Launay): мелкий торговец из Алансона

Лаво (Lavaux): художник

Леруа (Leroy): учитель

Массон (Masson): басист оркестра русского театра, немец

Массон (Masson): учитель фехтования

Мейер (Meyer): негоциант, немец

Монтань (Montagne): торговец, удалившийся от дел

Морисо (Moriceau): учитель латыни

Мортье (Mortier): учитель фехтования

Палю (Palu): учитель

Паоли (Paoli): виноторговец, немец

Пивер (Pivert): литейщик из бронзы

Рено (Renaud): учитель

Рей-Жоли (Rey-Joly): учитель

Роз (Rhoze): помощник режиссера французского театра

Сент-Агат (Sainte-Agathe): учитель

Сен-Винсен (Saint-Vincent): учитель

Сеги (Segui): портной

Семэн (Semaine): владелец типографии

Тубо (Toubo): производитель табака, француз

Вебер (Weber): приказчик, швейцарец

Вилуань (Viloing): повар

Ямниц (Yamnitz): врач, немец

Муниципальный совет Москвы при наполеоновской оккупации