– Рабочие отряды на выход, – снова перевел Ланг. На этот раз его рука заметно дрожала.

Заключенные разбирают рукавицы и ломы. Выходят за ворота и снимают шапки, приветствуя надпись. Охранники раздают пинки и зуботычины. Заключенные работают на участке дороги.

Большая группа мужчин, побросав рукавицы, кинулась в темноту. И тут начиналась игра. Меню предложило играющему выбрать язык. Столл выбрал английский.

На экране крупным планом появился эсэсовец. Его лицо было ожившей фотографией Хаузена. За ним виднелась пасторальная местность с деревьями, речушкой и уголком постройки из красного кирпича. Охранник обратился к играющему:

– Двадцать пять заключенных сбежали в лес. Ваша задача распределить личный состав таким образом, чтобы отыскать их, не снижая производительности лагеря и продолжая переработку тел недочеловеков.

Игра перешла в яркие сцены с управляемыми игроком охранниками и собаками, которые либо охотились в лесу на людей, либо руководили укладкой трупов в крематории. Столл включил демонстрационный режим, сказав, что не может заставить себя штабелями складывать людские тела, а тем более сжигать их.

– Письмо, – напомнил Хаузен, пока они просматривали программу. – Что говорит в нем Райнер?

Столл последовательно нажал клавиши “Ctrl”, “Alt”, ”Delete”, закрывая программу. Затем он снова нырнул в содержимое компьютера, чтобы вывести на экран письмо.

– Он в жизни не очень-то многословен, не так ли? – поинтересовался Столл, пробежавшись по клавишам.

– Да, – подтвердил Хаузен. – А почему вы спрашиваете?

– Потому, что хоть я и понятия не имею, что там написано, но, судя по объему файла, очень немного.

На экране возникло письмо, и Ланг наклонился поближе. Он стал переводить для американцев:

– Тут написано: “Господин спасатель, надеюсь вам понравилась эта игра, хотя это всего лишь игра”. И подпись: “Райнер”.

Худ внимательно наблюдал за Хаузеном. Спина заместителя министра согнулась, уголки губ опустились. Казалось, ему хочется закричать.

– Четыре года, – вздохнул Хаузен. – Мы были вместе четыре года. Мы боролись за права человека – в газетах, с мегафоном, на телевидении.

– Похоже, он был просто приставлен шпионить за вами, – сказал Худ.

Хаузен отвернулся от компьютера.

– Не могу поверить, – с грустью сказал он. – Я ужинал вместе с его родителями, у него же дома. Он спрашивал мое мнение о его невесте. Такого не может быть…

– Это именно те самые методы, которыми обычно пользуются шпионы, чтобы втереться в доверие, – заметил Худ.

– Но ведь четыре года! – Хаузен вопросительно посмотрел на Худа. – Почему он выжидал именно до этого момента?

– “Дни хаоса”, – предположил Ланг. Его рука безвольно опустилась вдоль тела. – Извращенная форма самоутверждения.

– Я был бы удивлен, если бы дело заключалось только в этом, – возразил Худ.

Ланг посмотрел на американца.

– Что вы имеете в виду? Разве это не очевидно?

– Нет, – заверил его Худ. – Игра сделана профессионально. Полагаю, создал ее не Райнер. Он просто установил ее для кого-то, кому он больше здесь уже не нужен.

Трое из присутствующих мужчин остолбенели, когда Хаузен приложил ладони к лицу и застонал.

– Господи… Боже мой… – выдавил он. Его руки опустились вниз, сжались в кулаки и начали слегка покачиваться. – Райнер был частицей той империи избирателей, о которой говорил он.

– О которой говорил кто? – Худ встал прямо напротив Хаузена.

– Доминик, – выдавил тот. – Жерар Доминик.

– Кто такой Доминик? – спросил Ланг. – Мне незнакомо это имя.

– Вам и не стоит его знать. – Хаузен покачал головой. – Доминик позвонил, чтобы сообщить о своем возвращении. Но теперь я сомневаюсь, а действительно ли он куда-то уходил. Мне думается, он все это время таился в темноте, и душа его окончательно прогнила от ожидания.

– Рихард, пожалуйста, ответь мне, – взмолился Ланг. – Кто этот человек?

– Это не человек, это Вельзевул. Сам дьявол. – Хаузен тряхнул головой, как бы очищая сознание. – Господа, мне очень жаль…, но я не могу сейчас об этом говорить.

– Тогда не говорите, – посоветовал Худ, положив ему руку на плечо. Он посмотрел на Столла. – Мэтт, вы могли бы перезагрузить эту игру в Оперативный центр?

Столл утвердительно кивнул.

– Хорошо. Герр Хаузен, вы не узнаете эту свою фотографию?

– Нет, извините.

– Ничего, все нормально, – успокоил его Худ. – Мэтт, в вашем арсенале не найдется чего-нибудь такого, чтобы с этим разобраться?

Столл отрицательно покачал головой.

– Тут понадобится программа, у которой мускулы посильнее, чем у моей “Мэтчбук”. Моя дискета хороша только для отыскания определенных изображений. Она схожа с программами для поиска слов.

– Понимаю, – сказал Худ.

– Чтобы посмотреть, нельзя ли узнать, откуда она взялась, мне придется прокрутить ее дома вместе с нашими фотофайлами, – объяснил Столл.

– Сцена позади герра Хаузена тоже фотография, – заметил Худ.

– И очень четкая, – согласился Столл. – Вероятно, что даже не из какого-нибудь журнала. Я могу поручить своей службе пропустить изображение через “Геолога”, посмотрим, что это даст.

"Геолог” являлся подробным изображением рельефа земного шара, сделанным со спутников. С его помощью компьютеры могли акр за акром создавать виды планеты под любым углом. На это уйдет несколько дней, но, если фотографию не смонтировали, программа “Геолог” скажет, откуда велась съемка.

Худ дал Столлу добро, и начальник отдела технической поддержки операций связался со своим помощником Эдди Мединой, чтобы тот принял изображение.

– Давайте прогуляемся. – Худ слегка сжал плечо Хаузена.

– Спасибо, у меня нет желания, – отказался тот.

– Но мне это очень нужно, – пояснил ему Худ. – У меня сегодня тоже было странное утро.

Хаузену удалось выдавить улыбку.

– Ладно, – согласился он.

– Вот и чудно. Мэтт, свяжитесь со мной по сотовому, если что-то появится.

– Слово и дело, и да будет так, – ответил невозмутимый мудрец от науки.

– Герр Ланг, – обратился Худ к бизнесмену, – Мэтту, возможно, потребуется помощь с языком.

– Понимаю, – ответил Ланг. – Я буду здесь на всякий случай. Худ благодарно улыбнулся.

– Спасибо. Мы недолго.

По– прежнему не отпуская плеча Хаузена, Худ прошел вместе с немцем через приемную в сторону лифта.

Конечно же, Хаузен лгал. Худу уже встречались люди подобного склада. На самом деле заместитель министра очень хотел бы поговорить о том, что его беспокоило, однако гордость и чувство собственного достоинства не позволяли ему это сделать.