Возмущённый Белаш мигом сбежал с трибуны, протолкался к тачанке и, выхватив маузер, ткнул его под нос Правде:

— Ты как себя ведёшь? Ты революционер или мародёр?! Ну?!

— Так я ж это... так я ж шуткую, — забормотал смутившись Правда.

Белаш скомандовал кучеру:

— Гони к станции, там батько Махно на проводе.

Кучер вопросительно взглянул на Правду, тот скривился:

— Чи ты оглох, дурень. Гони куды велят.

В дороге, видимо, вспомнив свои антимахновские выкрики, Правда заробел и решил задобрить Белаша, вытащил из-под подушки четверть с самогоном.

— Сынку, на, потяни с горлышка.

— Спасибо. Не хочу.

У станции Белаш соскочил с тачанки, прошёл на телеграф, приказал телеграфисту:

— Звони в Пологи, Махно к телефону.

Два повстанца внесли на руках Правду.

— Махно нет в Пологах, — доложил телеграфист. — Сказали, что он уехал в Орехов.

— Звони в Орехов.

Однако и в Орехове Нестора уже не было.

— Сказали, что он с отрядом в бою, — сообщил телеграфист.

— Вот видишь, — сказал Белаш Правде. — Махно воюет, а вы здесь пьянствуете.

У Правды, видимо, отлегло на душе: Махно не нашли. Он молвил примирительно:

— Не серчай, сынку. Сам видишь: Новый же год.

— Значит, так, товарищ Правда, завтра, 3 января, в Пологах состоится съезд повстанцев, сейчас же выдели представителей своего отряда.

— Скоко?

— Сколько у тебя в отряде?

— Триста хлопцев.

— Вот трёх или двух посылай, да потолковее которые.

— Найдём, — совсем повеселел Правда. — Ты уж, сынок, на меня не серчай. Забудь, что я там молол спьяну.

— И ещё. Вам следует выступить на Александровск, в помощь вам будет послан Камышеватский отряд под командой Зубкова.

— Ото добре. Цокнемся с гайдамаками. У них искры с глаз посыплятся.

— Там посмотрим, у кого посыплются, — отвечал холодно Белаш, всё ещё злясь на Правду.

Последний отряд, который стоял в Цареконстантиновке, Белаш оставил себе на «закуску». Знал, что там его не ждут неприятности. Этот отряд целиком состоял из его земляков новоспасовцев, и командовал им Василий Куриленко, с которым они ещё в детстве играли в казаки-разбойники.

Но застал Белаш у штаба, увы, неприятную сцену, там, разложив на лавке парня, секли его плёткой, считая вслух удары:

— Раз, два, три... пятнадцать... двадцать. Довольно, одевай портки, Карпо, и вдругорядь отпрашивайся.

— О-о, Виктор Фёдорович, — воскликнул белокурый Куриленко, увидев в дверях гостя. — Сколько лет, сколько зим.

Они поздоровались, даже полуобнялись — всё же земляки.

— Это что же ты, Василий Васильевич, словно при царе устраиваешь порки бойцам?

— Крепим дисциплину. Парень в самоволку домой бегал, а у нас на это тариф — двадцать горячих.

— Кто же придумал эти тарифы?

— Как кто? На общем собрании решили. Мы же анархисты и инициативу снизу должны поддерживать. Самоволка — двадцать плетей, неисполнение приказа — тридцать, а за трусость в бою — полёта.

— Ну вы даёте, братцы, — покачал головой Белаш.

— А что? — улыбнулся белозубо Куриленко. — Ты ездишь по отрядам, скажи, в каком тебе понравилась дисциплина? А?

— Увы, везде хромает.

— Вот видишь. А у нас... впрочем, сейчас увидишь. И ещё скажи, во что одеты повстанцы в других отрядах? Можешь не говорить, знаю. Есть полураздетые и почти босые. Об оружии молчу, почти у половины топоры да вилы. А у нас? Все с винтовками, одеты, сыты, правда, патронов маловато. А откуда всё это, думаешь? Наш батальон содержит полностью наше село Новоспасовка: одевает, обувает, кормит — только воюйте хорошо. Так чем мы должны отвечать на заботу сельчан? В первую очередь дисциплиной, а будет дисциплина, будут и успехи в бою. Или я не прав?

— Прав, Василий, кругом прав, без дисциплины побед не увидишь. Но плётка...

— Да я ж тебе толкую, не я ж придумал, так коллектив решил. Вон и Трофима спроси. Верно ж, Трофим Яковлевич?

— Верно, — подтвердил Вдовиченко. — Мы исполняем волю батальона. И никто ж не обижается, иные и спасибо говорят.

— Спасибо? — засмеялся Белаш. — За что?

— За науку.

Просмеявшись, Белаш объяснил командирам, зачем приехал.

— Это как решит коллектив, — сказал Куриленко.

— А вы что? Не можете назначить?

— Но ты ж сам говоришь, уважаемых людей надо.

— Ну?

— Чего «ну», баранки гну. Мы анархисты доверяем массам. Когда тебе собрать людей надо?

— За полчаса сможешь?

— А если за пять минут, — заметив недоверчивую мимику на лице гостя, Куриленко обернулся к Вдовиченко: — Трофим, скомандуй сбор.

— Где?

— В клубе, конечно.

Куриленко предложил гостю:

— Засеки время.

— Засек. А скажи, Василий, сколько у вас людей в отряде?

— Около семисот.

— Значит, от вас на съезд можно троих выбирать.

Постояли, помолчали. Наконец Белаш взглянул на свои карманные часы:

— Пять минут.

— Идём, — сказал Куриленко, поправляя портупею. — Вот и увидишь нашу дисциплину.

Они вошли в клуб, где уже было битком народу, сидели вплотную на скамейках и даже на окнах. На сцене у длинного стола стоял Вдовиченко, сияя бантом «Георгиев». Увидев появившихся в проходе Белаша с Куриленкой, скомандовал:

— Встать.

Все встали. А когда командиры поднялись на сцену, Вдовиченко, взяв под козырёк, доложил:

— Товарищ начальник гарнизона, отряд для собрания готов.

— Вольно, — сказал Куриленко.

— Сесть, — скомандовал Вдовиченко, и все довольно шумно заняли свои места.

— Товарищи, — начал Куриленко, — к нам приехал наш земляк, а ныне начальник штаба в отряде батьки Махно, Виктор Белаш. Предоставляю ему слово.

Белаш поднялся, с волнением вглядываясь в знакомые лица, почти всех узнавая и радуясь, что видит их живыми.

— Товарищи... Дорогие земляки, вы даже не представляете, как вы меня порадовали своей дисциплиной, своим видом... И скажу вам откровенно, что не встречал такого отряда, как ваш... наш новоспасовский. Я, — Белаш вдруг ощутил комок в горле. — Я горжусь вами, дорогие мои!

Это было сказано с таким проникновенным чувством, что зал захлопал в ладоши. Пока хлопали, Белаш немного успокоился, продолжил описанием положения повстанцев, постепенно подходя к идее съезда в Пологах, и закончил: