— Может, есть другие предложения? — спросил Махно, оглядывая членов ревкома и командиров. — В таком случае, поскольку я главнокомандующий, прошу слушать меня. Во-первых, переход по льду не годится. Петлюровцы на белом снегу будут щёлкать нас, как куропаток. А если ещё ударят снарядами, наделают полыней, то половину бойцов утопят. Поэтому сделаем так: пускаем по железной дороге через мост поезд с ремонтными рабочими. За их спинами укроется отряд гуляйпольцев под моей командой. Поезд должен проскочить до вокзала. Неожиданное появление на перроне повстанцев, я уверен, вызовет среди петлюровцев панику. Мы мгновенно захватываем вокзал, развиваем успех. Где у них главный штаб?

— Провиантская, десять.

— Этот штаб на первом этапе становится главной целью повстанцев. За нами по мосту переходят отряды Каретникова и советские роты Соколова и Панченко.

— Когда начнём? — спросил Соколов.

— Завтра в 5 утра. Как раз первый день Рождества и петлюровцы меньше всего будут готовы к бою. Наверняка многие перепьются, — Махно усмехнулся. — Вот мы их и поздравим с праздничком. Товарищи Соколов и Панченко ведут свои роты на мост по моему сигналу. Я пущу ракету.

— Но, товарищ Махно, охрана на мосту может поднять тревогу, увидев поезд.

— Охрану надо приучить к нему. Для этого пусть сегодня же ремонтники два-три раза продефилируют туда-сюда на платформе, прищепив к ней три товарных вагона, в которые я утром и погружу свой отряд.

Когда стали расходиться с совещания, Махно уже на улице сказал Марченко:

— Алёша, найди Чубенко и организуй с ним бригаду из наших здоровых хлопцев. Как только мы высадимся на перроне, пусть они сразу загружают в вагоны оружие, патроны и обмундирование. В драку чтоб не лезли. Обойдёмся без них.

Грузились гуляйпольцы в вагоны без четверти пять, рассветом ещё и не пахло. На паровоз, к машинисту, Махно послал Чубенко:

— Ты был машинистом, знаешь эту премудрость. Проследи, чтоб поезд остановился точно у перрона, и потом заставишь проманеврировать куда надо к складам с оружием.

Через мост проехали, не увидев ни одного из сторожей, видимо, собравшихся в караульные будки и отмечавших Рождество.

На перроне городского вокзала, куда выскочили из вагонов гуляйпольцы, никого не оказалось, но перрон был завален винтовками и обмундированием.

— Чубенко, за дело! Остальные за мной! — крикнул Махно и, вынув маузер, ворвался в вокзал. Из вокзала кинулись к выходу на площадь находившиеся там петлюровцы, толкаясь и давя друг друга. Большинство их были без оружия.

Едва оказавшись на площади, Махно крикнул:

— Лютый, ракету!

Хлопнула ракетница, взвилась искрящаяся звезда, и только теперь засвистели пули.

Как и полагал Махно, петлюровцы отстреливались вяло, лишь на Провиантской из штабных окон застрочили пулемёты, сразу уложив на землю атакующих.

Нестор, увидев две пушки, бросился к ним.

— Кто командир?

— Я, — явился перед ним фейерверкер.

— Шаровский?! — ахнул Нестор. — Ты, сукин сын?!

— Я, Нестор Иванович. Командуйте, чё надо.

— Видишь пулемёты? Дай пару осколочных по штабу.

— Это мы запросто, — кинулся Шаровский к прицелу. — Для своих не жалко.

И влепил точно два снаряда по окнам штаба. Пулемёты смолкли. Гуляйпольцы поднялись в атаку.

— Спасибо, Вася! — крикнул Махно Шаровскому. — Ты реабилитирован.

Медленно занимавшийся рассвет застал Екатеринослав в трескотне перестрелки. Стрельба слышалась со всех сторон, то учащаясь, а то почти затихая. К вечеру смолкла.

Махно не поленился, отыскал Шаровского.

— Вася, все пушки кати к вокзалу, там наши грузят оружие в вагоны. Снаряды тоже не забудь.

Комиссар тюрем товарищ Степанов явно не спешил исполнять приказ главнокомандующего, поэтому на следующий день с утра все тюрьмы и подвалы с заключёнными открывали гуляйпольцы.

— Выходь, товарищи. Батько Махно не велить по тюрьмах сидеть. Та швидчей, швидчей.

Город мигом наполнился лихой публикой, знавшей одно ремесло — разбои и воровство. За старое они и принялись ещё «швыдчей». Двое из них тащили узлы от базара и наскочили на Махно. Оба ражие, здоровые, Нестор им едва по плечо был.

— Эт-то, что такое?! — спросил он строгим голосом, но, увы, едва ли не женским.

— А тебе что за дело, сопляк? — прорычал один.

— Дай ему, Митька, по мусалу за любопытство.

Лютый, стоявший за спиной батьки, потянулся было к кобуре, но не успел. Махно сам среагировал мгновенно и уложил обоих из револьвера.

Тут же нашлась и хозяйка узлам: она бежала за грабителями, и боясь их, и на что-то надеясь.

— Ой, хлопчики, — причитала она. — Великое вам дякуй. Ци злодии мого чоловика трохи не забили. Ой, шо ж творится! О, господи!

Она схватила спасённые узлы и побежала назад, продолжая причитать.

Махно хмурясь сунул револьвер в карман.

Лютый решил польстить батьке:

— Доброе дело створил, Нестор Иванович.

— Уж куда добрей, — проворчал Махно.

На следующий день грабители подожгли на базаре несколько лавок, пытаясь поживиться в суматохе. В ревкоме Мартыненко, подзуживаемый Степановым, выговаривал Нестору:

— Разве ж так можно, товарищ Махно, без согласия ревкома, самовольно выпустить всю сволочь на улицу?

Батька хмурясь сидел на краю стола и писал воззвание: «...При занятии города Екатеринослава доблестными партизанскими революционными войсками, во многих частях города усилились грабежи, разбои и насилия... Я, именем партизан всех полков, объявляю, что разбои и насилия будут мною пресекаться в корне. Каждый преступник, особенно прикрывающийся именем махновца, будет расстреливаться. Главнокомандующий батько Махно».

— Прошу немедленно отпечатать и расклеить по городу. Я уже двух таких шлёпнул. А если понадобится, и двести пущу в расход.

Сразу же по взятии города был создан новый Екатеринославский губернский ревком во главе с военкомом Григорием Мартыненко, в который вошли только большевики.

Явившийся в гостиницу Марченко, кривясь в усмешке, сказал Нестору:

— Выкатили меня, батька.

— Откуда?

— Как откуда? Из ревкома.

— Почему?

— Кажуть, наша программа им не подходит.

— Чего они там мудрят?

— Та не расстраивайся, они и эсеров ни одного не включили.

— Да я пойду им накачаю права, — возмутился Махно.

Однако Щусь и Каретников стали его отговаривать:

— Брось, Нестор, не связывайся. Нам же, главное, оружие вывезти.