Анатоль незамедлительно связался с Карабасом, и для Елены нашли в лечебнице место. Настя сдержала слово, никому не рассказала, от кого родила.

Авдеев-старший был крайне зол на сына. Сева попытался объяснить отцу, что даже не подозревал о существовании дочки, но Анатоль не слушал его.

– Из-за тебя мне пришлось выслушивать гадости и хамские угрозы, а потом кланяться Карабасу и рассказывать ему правду о том, кем мне приходится сумасшедшая девчонка. Уйди с глаз долой и постарайся более никогда не ставить меня в идиотское положение…

– Сева не внял просьбам папочки, – вздохнула я, – спустя пару лет завел роман с несовершеннолетней Аней. Почему Анатоль терпел выходки сына? Отчего не выставил его вон? Сева ведь не раз попадал в пикантные ситуации. Что мешало Анатолю сказать: «Вот бог, а вот порог, катись отсюда»?

Антонина схватила последнее хачапури.

– Ну и куда он делся бы? Квартиры своей нет, да и на его заработки жилплощадь ему не купить. А если бы из театра его турнули, денег и вовсе не стало бы. Шлялся бы по бабам, натворил глупостей, отчет о подвигах Железного Любовника попал бы в газеты… Анатоль считал, что лучше непутевого сынка держать под присмотром. Тот боится папочку, а без грозного отцовского окрика распустится окончательно. Знаешь, когда Владимир заставил Всеволода сыграть свадьбу с Анечкой, мне показалось, что он даже обрадовался, ощутил нечто вроде надежды: ну, теперь-то сынишка образумится – законная семья, ребенок – это такие цепи, которые большинство мужчин крепко связывают. Но режиссер не учел молодости Ани и ее безграничной влюбленности в супруга. Не тот она была человек, чтобы стреножить Железного Любовника. Севка, приобретя штамп в паспорт, продолжал вести прежнюю жизнь.

– От чего умерла Лена? – поинтересовалась я.

– Ужасная история, – неохотно произнесла Тоня. – Карабас был большой оригинал. Он считал, что все проблемы подростков растут из родительских запретов. Предположим, ты говоришь ребенку: «Нельзя брать чужое», – а ему очень хочется взять не свою игрушку. И что в результате? Огромное желание борется со страхом. Малыш не в силах справиться со своими эмоциями, боится расстроить маму, опасается наказания, но очень хочет именно эту машинку или куклу и в какой-то момент ломается. Либо крошка принимается тащить все у всех без разбора, либо впадает в депрессию и в конце концов оказывается в палате у Никитина.

– Миллионы родителей во всем мире наказывают своих детей за проступки, и из тех вполне нормальные люди получаются, – фыркнула я. – Карабас предлагал никогда ничего не запрещать? На мой взгляд, вседозволенность ведет к большим негативным последствиям.

– Я не врач, – возразила Тоня, – психиатрия для меня терра инкогнита. Просто я знаю, что Валентин Борисович добился поразительных успехов. Он отменял детям все ранее назначенные лекарства, проводил некие очистительные процедуры, просил подопечных заниматься спортом, разрешал им играть на компьютере, есть, что хочется…

– Прямо праздник непослушания! – не выдержала я. – Он так со всеми работал?

– Нет, лишь с теми ребятами, которые, по мнению Карабаса, были ложно объявлены невменяемыми, чьи поведенческие проблемы приняли за сумасшествие. Проведя необходимый курс, Никитин отпускал пациента, приказав родителям: «Если ребенок, очутившись в родном доме, опять начнет воровать, лгать, безобразничать, вы улыбайтесь, хвалите его, делайте вид, что все в порядке».

– Похоже, ваш великий Карабас сам был немного ку-ку, – опять не удержалась я от сарказма.

Антонина допила остатки чая из пиалы.

– Может, это звучит абсурдно, но ведь помогало. Отцы и матери потом приезжали в клинику и оставляли открытки с благодарностями на стенде у рецепшен. Традиция в клинике такая была. Сейчас, после кончины доктора, ее больше нет, и в лечебницу народ уже не рвется. Ты не знала Валентина Борисовича. Он был гений, понимал, с кого можно снять запреты, а кому требуются лекарства. Лену Никитин причислил к первой категории.

– Так от чего умерла дочь Севы? – вновь задала я вопрос.

Тоня подперла подбородок кулаком.

– Настя выполнила указание Карабаса и перестала ходить везде вместе с дочерью, разрешила ей одной передвигаться по городу. Девочка отправилась на блошиный рынок, стала там рыться в коробке со старыми брошками и уколола палец. Ну и кто обратит внимание на ерундовую царапину? Лена тоже через минуту забыла о ней, не обработала ранку антисептиком. Вечером она ощутила боль, к утру опухла ладонь, но девочка ничего не сказала маме, отправилась на занятия. Пожаловалась, лишь когда руку разнесло и поднялась температура. Анастасия повела дочку в поликлинику, там прописали мазь…

Тоня откинулась на спинку стула.

– В общем, когда ребенок наконец-то очутился в больнице, у него диагностировали заражение крови. Доктора расспросили Лену, узнали про уколотый палец, но спасти девочку не удалось. Глупая смерть. Настя не захотела после трагедии жить в Москве, ударилась в религию, часто посещала церковь, затем ушла в монастырь. Я понятия не имею, где она сейчас. Но считаю, что Анастасия ни малейшего отношения к убийству Севы не имеет, она стала глубоко верующим человеком.

Тоню прервал звонок, она взяла трубку.

– О, Генаша… Нашел что-то про Федора? Да что ты говоришь! Ага, ага… Ну, спасибо тебе.

– Мальчика нет на Мальте? – встревожилась я, когда Антонина завершила разговор. – Федя исчез, да?

– Ошибаешься, – улыбнулась Тоня, – парень распрекрасно живет на острове, улетел туда 16 октября прошлого года, в Россию более не возвращался.

– Шестнадцатого октября? – переспросила я. – Интересное совпадение. Клавдия Петровна, старушка из деревни Малинкино, прекрасно запомнила дату, когда Офелия и Сева хоронили куклу. Это было в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое октября. У бабульки четырнадцатого день рождения, они с мужем съездили на рынок, купили имениннице халат и торт. Конечно, устали от шумного Ковалева, вернулись домой, попили чаю со сладким и улеглись. А ночью их разбудил бдительный кот Василий, старики увидели на кладбище посторонних… Ну да, я тебе рассказывала об этом. Зачем Офи и Сева погребли куклу? Может, узнав ответ на этот вопрос, мы поймем, кто убил композитора. И надо выяснить, зачем в постаменте памятника сделали углубление под плитой. Для нас сейчас важны любые детали.

Тоня поманила официантку и попросила:

– Дайте на вынос десять хачапури.

– Ты не наелась? – удивилась я. – Или хочешь дома ночью под одеялом полакомиться?

– Григорий что-то еще интересное разузнал, – пояснила подруга, – по телефону рассказывать не захотел, попросил к нему домой подойти, вот я и решила ему поесть захватить.

Около подъезда блочного дома, где жил местный главный полицейский, стояло несколько женщин. Одна из них, в черном пальто до пят, размахивала руками и выводила заунывный мотив. Мы с Тонечкой попытались обойти собравшихся, но были остановлены теткой, замотанной в бордовый платок.